Во-первых, с середины 1990-х годов, стала ясно, что гуманитарная деятельность, независимо от любых связей с иностранными государствами, сталкивается с насилием. Многие аналитики писали, что субъекты, участвующие в конфликте часто рассматривают гуманитарную помощь как источник ресурсов, которые необходимо брать под контроль. Любые ресурсы, в том числе и гуманитарная помощь представляют собой экономические богатства и служат источником политической власти. Стороны, участвующие в военных действиях всегда хотят их контролировать. Было бы странно, если конфликтующие стороны не стремились взять под контроль экономические богатства. Во-вторых, стороны, изначально участвующие в конфликте, как государственные, так и негосударственные, часто плохо дисциплинированны и, как следствие, не уважают гуманитарной этики. Современные конфликты зачастую не регулируются формальными правилами ведения войны. Ушла в прошлое сплоченность среди комбатантов, вызванная следованию определенным идеологическим целям, а на ее место пришла преступность, жадность и обида. Наконец, новый век показал новую тенденцию: работники гуманитарных организаций зачастую ассоциируются с государством, которое их финансирует. Участники многих конфликтов имеют простое и, по своему логичное обоснование насилия по отношению к сотрудникам НПО, например: «исламисты убивают сотрудников гуманитарных организаций, просто за то, что они являются неверными». Более того, в более широком контексте, сотрудники НПО оцениваются участниками конфликта на наиболее доступные цели.
В общем, такой подход и подъем уровня насилия в отношении НПО стал прямым следствием политики стран-доноров, в основном США. Высокопоставленные американские чиновники уделяли большое внимание присутствию сотрудников НПО в зонах конфликтов. Министр обороны США Дональда Рамсфелда считал, что, НПО были настолько важны, что они должны быть «встроены» в военную силу Америки. К большому огорчению многих гуманитариев, в 2001 году тогдашний государственный секретарь США Колин Пауэлл подчеркнул, что НПО является «мультипликатором силы» и частью «боевой группы».
Отношение американских военных к деятельности НПО было зачастую скептическим. Командир 101-й дивизии, затем генерал-майор Дэвид Петреус был резок в своей оценке НПО: «НПО вызывали разочарование… они очень быстро исчезали, если возникала малейшая опасность». Аналогично, в 2004 году Эндрю Натсиос - главный администратор USAID, угрожал разорвать контракты с НПО и найти новых партнеров, если НПО не будут поддерживать цели политики США».
Все это дало новые возможности для развития деятельности ЧВК.
Во-первых, в общих чертах, диверсификация бизнеса, в результате которой клиентами ЧВК могут стать многие развитые государства мира является коммерчески выгодным. В 1990-х военные компании, такие как «Executive Outcomes» фиксировали снижение прибыли. Порой, оплата их услуг могла быть отложена, потому что состояние бюджета государств-заказчиков было плачевным, потому, что некоторые ресурсы и места их добычи находились под контролем повстанческих сил. Кроме того, быстрые изменения в правительстве или потеря контролируемой территории могла быстро уменьшить возможность вознаграждения. В отличие от таких нестабильных режимов, развитые государства мира, как клиенты имеют гарантированную платежеспособность. Кроме того, включение ЧВК в «интегрированные государственные решения» повышают легитимность ЧВК и предполагает более высокий уровень доверия к ним. Если многие из великих держав мира будут использовать ЧВК в своих комплексных подходах по решению тех или иных проблем и публично признают их вклад, награждая их персонал и официально скорбя о смерти сотрудников ЧВК, то в ближайшие годы параллель между понятиями «наемник» и «ЧВК» попросту исчезнет. Действительно, как отметили в 2006 году в своем обзоре сотрудники Пентагона, частные военные подрядчики являются «частью полной силы оборонной стратегии». Короче говоря, в настоящее время НПО уклоняются от интеграции с государственной структурой и политикой страны, а охранные структуры, наоборот, стремятся к такой интеграции.
Во-вторых, при специфическом отношении к доставке гуманитарной помощи со стороны многих участников конфликта, ЧВК, возможно позволит гуманитарным операциям быть более устойчивыми. С одной стороны мы помним множество актов насилия в отношении сотрудников НПО, а с другой стороны мы помним и потери со стороны сотрудников ЧВК. Конечно, можно считать проведение такого равенства нелогичным: движущей силой гуманитарных НПО является чувство альтруизма, в то мотивами деятельности ЧВК является извлечение прибыли. Если уровень насилия возрастает, одной из проблем может быть, что ЧВК может посчитать дальнейшее исполнение своих обязательств коммерчески нежизнеспособным. Однако, несмотря на это логическое обоснование, представители частного военного бизнеса зарекомендовали себя достаточно устойчивыми даже при наличии потерь. Хотя та же ЧВК «Executive Outcomes» потеряла 20 человек во время операции в Анголе с 1993 по 1995, она не прекратила исполнения своих обязательств. Это выгодно отличает «наемников», традиционно считающихся «трусливыми и продажными» не только от гуманитарных организаций, но и, в некоторых случаях, от государственных вооруженных сил: например, решение США отказаться от продолжения миссии в Сомали в результате инцидента, произошедшего в октябре 1993 года и показанного в фильме «Black Hawk Down». В разгар оккупации Ирака, ЧВК Armor Group и DynCorp International потеряли более 20 человек во многом в результате враждебных действий, и все же не свернули свою деятельность. А с другой стороны, Испания отказалась от участия в миссии в Афганистане и вывела свои войска после взрыва поездов в Мадриде.
Учитывая, что вследствие неготовности коалиционных сил в Ираке возложить себя ответственность за защиты НПО, ЧВК уже заполнили эту нишу через контракты с гуманитарными организациями, следующим шагом для ЧВК стало бы непосредственное оказание гуманитарной помощи.
Исторически сложилось так, что гуманитарная акция состоит из мероприятий имеющих определенный нормативный смысл. Продукты питания и медицинская помощь должны были быть поставлены без политической предвзятости и на основе имеющихся потребностей, причем произойти это должно в разгар кризиса или конфликта. Это право на гуманитарную помощь должно воспринимается как самоцель, а не как средство для достижения цели. В настоящее время, однако, все больше государств использует гуманитарную помощь как средство для достижения определенных политических целей. Практика показывает нам, что многие государства преднамеренно усиливают уровень государственной гуманитарной активности и применяют этот метод вместе с использование военных инструментов. Гуманитарные операции в период после 9\11 стало необходимо не только охранять, но и их начали использовать в качестве инструмента внешней политики. В этом контекст взаимодействия с коренным населением в зонах конфликтов имеет стратегическое, оперативное и тактическое значение. Стратегически, гуманитарные операции являются инструментом Запада, с помощью которого он может показать миру, и особенно мусульманскому населения, что операции эпохи «войны с террором» не направлены против невинных гражданских лиц в зонах конфликта. Рассмотрим, например, многочисленные гуманитарные поставки, которые проводились в разгар военных действий в Афганистане в 2002 и 2003 годах. В оперативном и тактическом плане, гуманитарная помощь стала ценным инструментом, особенно в руках военных, в целях достижения успехов операций, проводимых против повстанцев и содействия программы «завоевания сердец и умов». Оказываемая гуманитарная помощь делает местное население более лояльным и тем самым способствует сохранению жизней своих солдат и поощряет население к сотрудничеству с войсками коалиции. Принимая во внимание полезность этих мероприятий, такие действия включаются в военные доктрины многих развитых стран, подчеркивая важность военно-гражданского сотрудничества.
Но такие доктринальные разработки имеют двоякий конечный результат. Во-первых, западные правительства, в частности, часто рассматривают свои вооруженные силы как самое безопасное средство доставки целевой помощи. Во-вторых, в современном контексте видение определения гуманитарной расширено почти до неузнаваемости: сам смысл гуманизма стал неуловимым, становясь не более чем инструментом утверждения нового международного порядка. Поскольку определение гуманизма была размыто, определение субъектов гуманитарной деятельности стало более сложным. Их список значительно изменился в последние годы, и включает в себя новые, часто незнакомые лица. Интеграция гуманитарной деятельности в общий процесс оккупации страны приводит к тому, что НПО уже опасаются путаницы, которая может возникнуть у местного населения. «Интегрированный подход» подрывает три основных принципа гуманитарной этики: независимость, нейтралитет и беспристрастность. И именно поэтому появляется возможность для частных охранных предприятий присоединиться к реестру организаций, занимающихся гуманитарными операциями. Во-первых, у ЧВК (в отличии от НПО) не имеется моральных препятствий участия в таких операциях. Во-вторых, в то время как многие НПО просто не смогут работать в небезопасных районах, ЧВК как раз могут поддерживать и даже заменять военные подразделения в проведении гуманитарной деятельности в «горячих точках». Кроме того, несмотря на очевидную полезность участия правительственных военных частей в гуманитарных вопросах, многие военные чиновники все еще скептически относятся к этому вопросу. Многие военачальники считают, что солдаты должны только сражаться, а другие задачи должны выполнять другие формирования. Рассмотрим снова слова Колина Пауэлла, на этот раз, когда он был председателем американского Объединенного комитета начальников штабов: «Вооруженные силы Соединенных Штатов предназначены для борьбы и победы в войне. Мы можем делать и другие вещи, мы можем оказывать гуманитарную помощь, мы можем ликвидировать последствия стихийных бедствий, и все остальное, но не за счет нашей основной миссии». Учитывая такого рода проблемы, ЧВК могут заполнить пустоту, которая образуется из-за определенных идеологических соображений. Заглядывая в будущее, даже с некоторыми оговорками в отношении связи военных частей и гуманитарных операций, вполне вероятно, что персонал ЧВК практически идеально подходит на роль силы, обеспечивающей проведение гуманитарных операций в рамках «интегрированного подхода».
Такое расширение поля деятельности для ЧВК важно рассматривать и в историческом контексте. Быстрый рост промышленности частной военной отрасли в 1990-е годы может смениться таким же быстрым снижением, потому, что избыток отставных военнослужащих, образовавшийся после окончания холодной войны, уже покинул возраст трудоспособности. Но продолжающийся мировой финансовый кризис приводит к тому, что большое количество потенциальной рабочей силы постоянно обращает свой взгляд как на государственный сектор безопасности, так и на работу в охранных компаниях.
Таким образом, справедливо утверждать, что новобранцы, приходящие в ЧВК, могут расценить гуманитарную деятельность как вполне разумное поле для применения их усилий.
Многие военные доктрины не только подчеркивают важность гуманитарных операций, но и подчеркивают важность возможности персонала наземных сил проводить различные типы миссий универсальным образом. Ключевым элементом этого подхода является концепция «трех составляющих войны», разработанная в 1997 году генералом Корпуса морской пехоты США Шарлем Крулаком. Универсальная с точки зрения восприятия на макро-уровне (то есть для вооруженных сил в целом) и с точки зрения микро-уровня (для отдельного солдата), эта концепция предусматривает проведения трех различных типов операций в конкретном регионе: боевых операций высокой интенсивности, боевых операций по поддержанию стабильности и гуманитарной деятельности - и переключению между ними. Исходя из того, что эти виды деятельности рассматриваются как составляющие для общего успеха миссии, становится ясно, что принципы гуманитарной этики при этом уходят с переднего плана.
Тот факт, что ЧВК имеют очень тесные связи с военнослужащими из состава сил специальных операций по всему развитому миру – усиливает дальнейшую интеграцию боевых действия, работы ЧВК и гуманитарных операций.
Постепенный переход от массовых армий и широких наступлений к точечным операциям увеличивает и процент военнослужащих специальных подразделений в общей массе вооруженных сил. Увеличение сил специального назначения происходит вследствие признания за ними их особой полезности в проведении ряда задач, которые считаются важными в «войне с террором», включая доставку гуманитарной помощи в рамках борьбы с повстанцами, и усилия, направленные на завоевания «сердец и умов» усилия. В самом деле, еще до трагических событий 9/11, подразделения спецназначения являлись важным инструментом в оказании гуманитарной помощи, что становится ясным из слов генерала Питера Шумейкера, главы командования специальных операций Соединенных Штатов, которые он произнес в 1998 году: «лиц, принимающие решения, выбирают спецподразделения, поскольку они обеспечивают широкий спектр возможностей, которые имеют прямое применение во все большем числе миссий, от крупных войн до театра военных действий меньшего масштаба и оказания гуманитарной помощи». Таким образом, отставные военнослужащие спецподразделений, вливающиеся в ряды ЧВК уже обладают определенным складом мышления и навыками относительно целей и методики проведения гуманитарных операций, которые, конечно же, отличаются от тех, которые практикуют неправительственные организации. В ответ на такое «вторжение» других действующих лиц, несколько НПО даже пытались застолбить исключительно за собой право эксклюзивного обладания «брендом» гуманизма, ограничивая понятие «гуманитарные операции» только теми, которые проводят непосредственно НПО. Конечно, некоторые международные организации, такие как МККК, занимаются исключительно гуманитарной деятельностью и только ей. Однако, многие другие неправительственные организации часто осуществляют как гуманитарную, так и опытно-конструкторскую и исследовательскую деятельность, что снижает ценность «эксклюзивности бренда».
Вследствие этого, другие действующие лица могут осваивать поле гуманитарной деятельности и их не нужно классифицировать как «нарушителей гуманитарной этики».
Хотя НПО, конечно же, далеки от вымирания, но совершенно ясно, что смысл гуманизма становится более гибким, и что государства, являющиеся источником значительных средств для неправительственных организаций и охранных компаний, часто хотят использовать гуманитарную деятельность в качестве инструмента своей политики. Конечным результатом такого подхода может стать дальнейшая интенсификация работы НПО с расчетом на стратегические интересы и неизбежное участие ЧВК в осуществлении «комплексных решений».
Многие аналитики уже назвали гуманитарные операции, проводившиеся в 1990-х годах как «гуманитарное алиби», «мобилизацию мифов», «заменителей для военного и политического ответа», «полумер» и «завесы для бездействия». Но в конце 1990-х годов, гуманитарные организации все чаще втягивались в ситуации, когда их деятельность по оказанию помощи становилась не достаточной для поддержания усилий по урегулированию конфликта и в дело вступали военные. Но оказалось, что и одни военные не могут полностью переломить ситуацию в зонах конфликтах – требуются и гуманитарные усилия – и на помощь военным приходили НПО.
Многим НПО необходимо финансирование для выживания и, вследствие этого они вынуждены менять направление своей деятельности. Этот разворот, возможно, происходит за счет независимости и ущерба для их нейтральности и беспристрастности, реального или мнимого. Учитывая это, ЧВК могли бы стать более удобным инструментом для осуществления «комплексного подхода».
Автор статьи: Сергей Серков