Пролог
Осенний лес догорал. Его искры плавно опадали на землю и затухали в ворохе точно таких же листьев, погасших чуть ранее. Ясных дней становилось всё меньше, чаще стал накрапывать холодный стальной дождь, ну а совсем недавно лужи к утру стали покрываться тонкой корочкой льда.
Вот и сегодня с самого восхода солнца небо разродилось очередным не сильным, но достаточно неприятным дождем. Пятеро всадников, волею богов оказавшиеся под ним, укутывались в промокшие насквозь плащи и накидки, надеясь хоть таким образом сохранить драгоценное тепло. Привалов не делали, надеясь к ночи достигнуть населенных мест, где бы их ждал уютный очаг и теплый мед в резных деревянных кубках. Однако признаков приближающегося жилья, несмотря на сгустившиеся сумерки, всё не было.
- Ржан, - глухо прорычал один из всадников, неспешно погоняя своего огромного вороного коня по едва заметной тропинке, - и это твоя короткая дорога? Лучше бы по тракту пошли.
- По тракту мы бы лишних пару суток протащились, а здесь скоро уже должны к поселку выйти, - ответил впередиидущий, пробивающий среди кустов и завалов старых деревьев дорогу для остальных.
- Добре, но не дай бог я опоздаю!
Однако уже практически в темноте вместо поселка они вышли к высокому частоколу, за которым проглядывался обычный жилой дом. Кто в нём обитал? Изгой, прогнанный общиной за тяжкий проступок? Отшельник, которому стало слишком тесно среди других людей? Как бы то ни было, но всадники подъехали к массивным дубовым воротам и тот, которого ранее назвали Ржаном, ударил по ним несколько раз рукояткой кинжала, вынутого из ножен. В ответ не залился лаем пёс, не зашумела живность за частоколом, лишь некоторое время спустя хлопнула дверь, и грубоватый женский голос из-за ворот спросил:
- Кого нечистые принесли на ночь глядя?
- Открой хозяйка, приюти путников. Не оставляй на ночь глядя под этим дождем. Мы не обидим.
- Гости значит… Обождите минутку.
Ворота со скрипом отворились, и перед путниками предстала еще довольно молодая женщина, и что сразу бросалось в глаза – была она на сносях.
- Проходите гости дорогие. Коней можете поставить во хлеву, всё равно я никого уже с лета не держу. Если в баню сходить пожелаете, то я вам её сейчас затоплю, только воды туда сами натаскаете.
- Спасибо хозяйка, с удовольствием смоем с себя дорожную грязь.
Наездники спешились, и, быстро расседлав коней, отвели их в хлев, где тщательно почистили и накормили сухим сеном, найденным тут же в углу. И только после этого гости подхватили свои седельные сумки, с длинными прямыми мечами, вошли в горницу, оставив плащи и накидки на просушку в сенях.
- Отобедайте с дороги, устали поди… - осеклась хозяйка, увидев вошедших с непокрытой головой. У каждого был бритый череп лишь с одним клоком волос, свисающим до плеч, что было в принципе обычным делом, но лишь у одного из них в ухе блестела золотая серьга с алеющим рубином. – Уж не серчай, Книже, за скудный стол.
- Полно тебе будет, хозяйка. Мы и меньшим сытились.
Гости немного отобедали, соскребли налипшую грязь в бане, и уже перед самым сном Князь спросил у хозяйки, стелющей им на лавках:
- Скажи милая, а когда муж твой возвратится?
- Никогда, батюшка, - мрачно ответила она. – Еще летом его медведь поломал. Одна я живу.
- Как же ты одна в лесу, да еще и в положении. Не тяжело?
- Уже привыкла, батюшка.
- А чего ты к родне не вернешься? Всё легче будет.
- Не к кому мне возвращаться. Умерла я для них.
- Срок-то скоро? А если родишь?
- Еще не скоро, батюшка. Справлюсь как-нибудь.
Сон поглотил гостей. Но перед самым утром всех разбудил женский крик.
- Ну что, милая, дождалась? Срок пришел.
Хозяйка билась в судорогах, корчилась от боли, кричала во весь голос, но Князя, желавшего помочь, к себе не подпускала. Пришлось одному княжьему другу держать её, пока другой поднимал в печи огонь, а третий таскал теплой воды из бани.
Роды были тяжелыми. Князь впервые был свидетелем, как зарождается человеческая жизнь, и даже больше, помогал ей зародиться. От его руки приняла смерть не одна сотня врагов, и вот теперь на этих же руках, крича на чудном детском наречии, на него васильковыми глазами глядел маленький человечек, будущий мужчина.
К рассвету хозяйка умерла. Её обернули в льняное полотно, и закрепили на княжеском коне. Ребенка же, уставшего кричать и сейчас уснувшего, завернули в теплые одеяла, и один из княжьих друзей взял его к себе. Опытному всаднику уздечка не особо нужна, он может управляться и одними ногами, поэтому его руки были заняты только сиротой.
- Сколько до поселка? – спросил Князь, подтягивая подпруги.
- С её слов день пути, - ответил Ржан, взбираясь в седло. – Как я так заплутал, даже и ума не приложу.
- Боги нас сюда привели, - Князь одним махом оказался верхом. – Чтобы мы малыша спасли. Видимо, у них на него большие планы…
К вечеру, как и говорила хозяйка, они вышли к Волчьему поселку. Покойницу отдали бабкам-повитухам, чтобы подготовили её к погребению, а ребенку тут же нашли кормилицу.
- Это Любава, дочка кузнеца Пяста из Кабанов, - сообщил старейшина рода. - Наш Слав её лет пять назад выкрал, да когда от погони уходил, случайно одного из Кабанов кулаком на смерть зашиб. До тебя, Княже, это дело тогда не дошло – Слав с Любавой в леса ушли, и очень редко какая весть от них доходила. Мы уж думали, сгинули они. А оно вон как получилось…
- Ребенка приберёте?
- Как не прибрать? Чай нашей крови, Волчьей. Жгут, родной брательник Слава, уже и в дом его отнёс, кормилица-то как раз его жена.
На следующий день запалили погребальный костер. Запалил его сам Князь.
- Спасибо тебе, хозяйка. Свой гостеприимный долг ты выполнила до конца.
Когда огонь догорел, а пепел собрали в глиняный горшок, Князь потребовал принести ему того малыша. Взяв его на руки, он еще раз внимательно всмотрелся в эти васильковые глаза, и, вынув из ножен свой меч, сказал:
- Ничего не могу я оставить тебе, лишь свой меч, с которым ты добудешь всё, что пожелаешь.
И вернув младенца с подарком его дяде, Князь вместе с товарищами скрылся на проторенной лесной дороге.
Осенний лес догорал. Его искры плавно опадали на землю и затухали в ворохе точно таких же листьев, погасших чуть ранее. Ясных дней становилось всё меньше, чаще стал накрапывать холодный стальной дождь, ну а совсем недавно лужи к утру стали покрываться тонкой корочкой льда.
Вот и сегодня с самого восхода солнца небо разродилось очередным не сильным, но достаточно неприятным дождем. Пятеро всадников, волею богов оказавшиеся под ним, укутывались в промокшие насквозь плащи и накидки, надеясь хоть таким образом сохранить драгоценное тепло. Привалов не делали, надеясь к ночи достигнуть населенных мест, где бы их ждал уютный очаг и теплый мед в резных деревянных кубках. Однако признаков приближающегося жилья, несмотря на сгустившиеся сумерки, всё не было.
- Ржан, - глухо прорычал один из всадников, неспешно погоняя своего огромного вороного коня по едва заметной тропинке, - и это твоя короткая дорога? Лучше бы по тракту пошли.
- По тракту мы бы лишних пару суток протащились, а здесь скоро уже должны к поселку выйти, - ответил впередиидущий, пробивающий среди кустов и завалов старых деревьев дорогу для остальных.
- Добре, но не дай бог я опоздаю!
Однако уже практически в темноте вместо поселка они вышли к высокому частоколу, за которым проглядывался обычный жилой дом. Кто в нём обитал? Изгой, прогнанный общиной за тяжкий проступок? Отшельник, которому стало слишком тесно среди других людей? Как бы то ни было, но всадники подъехали к массивным дубовым воротам и тот, которого ранее назвали Ржаном, ударил по ним несколько раз рукояткой кинжала, вынутого из ножен. В ответ не залился лаем пёс, не зашумела живность за частоколом, лишь некоторое время спустя хлопнула дверь, и грубоватый женский голос из-за ворот спросил:
- Кого нечистые принесли на ночь глядя?
- Открой хозяйка, приюти путников. Не оставляй на ночь глядя под этим дождем. Мы не обидим.
- Гости значит… Обождите минутку.
Ворота со скрипом отворились, и перед путниками предстала еще довольно молодая женщина, и что сразу бросалось в глаза – была она на сносях.
- Проходите гости дорогие. Коней можете поставить во хлеву, всё равно я никого уже с лета не держу. Если в баню сходить пожелаете, то я вам её сейчас затоплю, только воды туда сами натаскаете.
- Спасибо хозяйка, с удовольствием смоем с себя дорожную грязь.
Наездники спешились, и, быстро расседлав коней, отвели их в хлев, где тщательно почистили и накормили сухим сеном, найденным тут же в углу. И только после этого гости подхватили свои седельные сумки, с длинными прямыми мечами, вошли в горницу, оставив плащи и накидки на просушку в сенях.
- Отобедайте с дороги, устали поди… - осеклась хозяйка, увидев вошедших с непокрытой головой. У каждого был бритый череп лишь с одним клоком волос, свисающим до плеч, что было в принципе обычным делом, но лишь у одного из них в ухе блестела золотая серьга с алеющим рубином. – Уж не серчай, Книже, за скудный стол.
- Полно тебе будет, хозяйка. Мы и меньшим сытились.
Гости немного отобедали, соскребли налипшую грязь в бане, и уже перед самым сном Князь спросил у хозяйки, стелющей им на лавках:
- Скажи милая, а когда муж твой возвратится?
- Никогда, батюшка, - мрачно ответила она. – Еще летом его медведь поломал. Одна я живу.
- Как же ты одна в лесу, да еще и в положении. Не тяжело?
- Уже привыкла, батюшка.
- А чего ты к родне не вернешься? Всё легче будет.
- Не к кому мне возвращаться. Умерла я для них.
- Срок-то скоро? А если родишь?
- Еще не скоро, батюшка. Справлюсь как-нибудь.
Сон поглотил гостей. Но перед самым утром всех разбудил женский крик.
- Ну что, милая, дождалась? Срок пришел.
Хозяйка билась в судорогах, корчилась от боли, кричала во весь голос, но Князя, желавшего помочь, к себе не подпускала. Пришлось одному княжьему другу держать её, пока другой поднимал в печи огонь, а третий таскал теплой воды из бани.
Роды были тяжелыми. Князь впервые был свидетелем, как зарождается человеческая жизнь, и даже больше, помогал ей зародиться. От его руки приняла смерть не одна сотня врагов, и вот теперь на этих же руках, крича на чудном детском наречии, на него васильковыми глазами глядел маленький человечек, будущий мужчина.
К рассвету хозяйка умерла. Её обернули в льняное полотно, и закрепили на княжеском коне. Ребенка же, уставшего кричать и сейчас уснувшего, завернули в теплые одеяла, и один из княжьих друзей взял его к себе. Опытному всаднику уздечка не особо нужна, он может управляться и одними ногами, поэтому его руки были заняты только сиротой.
- Сколько до поселка? – спросил Князь, подтягивая подпруги.
- С её слов день пути, - ответил Ржан, взбираясь в седло. – Как я так заплутал, даже и ума не приложу.
- Боги нас сюда привели, - Князь одним махом оказался верхом. – Чтобы мы малыша спасли. Видимо, у них на него большие планы…
К вечеру, как и говорила хозяйка, они вышли к Волчьему поселку. Покойницу отдали бабкам-повитухам, чтобы подготовили её к погребению, а ребенку тут же нашли кормилицу.
- Это Любава, дочка кузнеца Пяста из Кабанов, - сообщил старейшина рода. - Наш Слав её лет пять назад выкрал, да когда от погони уходил, случайно одного из Кабанов кулаком на смерть зашиб. До тебя, Княже, это дело тогда не дошло – Слав с Любавой в леса ушли, и очень редко какая весть от них доходила. Мы уж думали, сгинули они. А оно вон как получилось…
- Ребенка приберёте?
- Как не прибрать? Чай нашей крови, Волчьей. Жгут, родной брательник Слава, уже и в дом его отнёс, кормилица-то как раз его жена.
На следующий день запалили погребальный костер. Запалил его сам Князь.
- Спасибо тебе, хозяйка. Свой гостеприимный долг ты выполнила до конца.
Когда огонь догорел, а пепел собрали в глиняный горшок, Князь потребовал принести ему того малыша. Взяв его на руки, он еще раз внимательно всмотрелся в эти васильковые глаза, и, вынув из ножен свой меч, сказал:
- Ничего не могу я оставить тебе, лишь свой меч, с которым ты добудешь всё, что пожелаешь.
И вернув младенца с подарком его дяде, Князь вместе с товарищами скрылся на проторенной лесной дороге.