Введение

Точное число русских белогвардейцев, воевавших в Испании, установить невозможно. По-видимому, от 80 до 100 человек пересекли границу, чтобы присоединиться к войскам генерала Франко в качестве добровольцев. Еще 10 русских записались в 1938 году в испанский Иностранный легион. По крайней мере две более многочисленные группы служили в карлистских частях, а несколько человек несли службу в рядах регулярной армии. Белогвардейский генерал Николай Шинкаренко отмечает в своих воспоминаниях, что с февраля 1937 года и до конца испанской войны он встретил в подразделениях националистов около 50 белых добровольцев. Еще один доброволец-франкист, Антон Яремчук, говорит о 80 русских, сражавшихся у Франко. В другом месте он приводит еще бóльшую цифру, ссылаясь на советскую газету от октября 1937 года, перечислявшую имена 128 русских эмигрантов, воевавших в армии националистической Испании. По крайней мере 180 человек из батальона Корнилова изъявляли готовность поступить на испанскую службу в последние месяцы 1936 года, хотя нам не известно, всем ли из них удалось добраться до Испании. Наконец, некий грузинский князь привел с собой шесть соотечественников, намеревавшихся восстановить связь между «древней Иберией и Грузией».

Так или иначе, но общее число было небольшим, даже если сделать поправку на высокие боевые потери среди русских. Яремчук и Шинкаренко, независимо друг от друга, сетовали на малочисленность добровольцев. Согласно Яремчуку, многие из его бывших сослуживцев, живя в эмиграции, просто отчаялись изменить свое положение к лучшему. Аналогичным образом и Шинкаренко осуждал «мягкотелость» эмигрантской молодежи. По его словам, несмотря на наличие в ее среде скаутских групп, кадетских подразделений и спортивных организаций, которые во времена империи могли бы воспитывать мужчин в военно-патриотическом духе, молодые русские эмигранты отвернулись от традиций и упустили блестящую возможность приобрести в Испании военный опыт, который мог помочь России. Важно также иметь в виду, что русское участие в испанской гражданской войне сдерживалось и командованием националистов, жестко регулировавшим въезд бывших белогвардейцев во франкистскую Испанию.

В большинстве своем белогвардейцы были единодушны с Франко в том, что гражданская война представляет собой «крестовый поход против коммунизма». Однако между испанцами и русскими существовали очевидные разногласия относительно последствий их общего предприятия. Для русских эмигрантов гражданская война в Испании представлялась возможностью реализовать грандиозный, хотя и романтический, замысел: воссоздать Добровольческую армию, рассеянную в изгнании. Благодаря офицерам и солдатам, снова надевшим военное обмундирование, моральный дух белогвардейцев должен был повыситься, а это позитивно сказалось бы и на всем сообществе эмигрантов. Нанеся решающий удар по большевикам на Пиренейском полуострове, возрожденная русская армия была бы готова вернуться домой и освободить матушку-Россию. Слабым местом в этом победоносном сценарии оказались Франко и его генералы. Русские ветераны и их организации не вызывали у них особого интереса, а фантасмагорический план использовать Испанию как тренировочный полигон для беглой Белой армии не пользовался симпатией.

Карьера генерала Шинкаренко, бывшего наиболее высокопоставленным белогвардейцем, оказавшимся в Испании, свидетельствует о трудностях, с которыми русские монархисты сталкивались во время гражданской войны. Этот офицер вынужденно признавал тот факт, что чаяния лидеров Белой армии касательно развития событий в Испании решительно противоречили ожиданиям испанцев, которым те служили.

Международные события и русские эмигранты

К середине 1930-х годов международная политика начала непосредственно сказываться на жизни русского зарубежья. Кипучая энергия гитлеровского государства и его воинствующий антикоммунизм покончили с достаточно ровным отношением русских эмигрантов к нацизму. «Пораженцы»состоявшие из представителей правых группировок, относились к новой Германии с благосклонностью. Считая главной задачей устранение Сталина, они были готовы к союзу с Гитлером, если это посодействует падению большевистского режима. В отличие от них «оборонцы» заявляли,о русские патриоты должны поддерживать свою страну перед лицом внешней угрозы. В их число входили не только левые эмигранты, включая эсеров, но и генерал Антон Деникин с некоторыми его сторонниками.

Гражданская война в Испании, получившая широкий международный резонанс, тоже расколола эмигрантское сообщество. Бóльшая часть эсеровских и меньшевистских журналов выступили против Франко. Его победа, настаивали они, поддержит фашистскую Италию и нацистскую Германию, а во Франции укрепит националистические группировки, не любившие всех эмигрантов, включая русских. Подобное прочтение политической ситуации было вполне правильным. Правительство Народного фронта, возглавляемое Леоном Блюмом, сделавшее для урегулирования правового положения русских, проживавших во Франции, гораздо больше, чем какое-либо другое французское правительство, постоянно подвергалось неистовым нападкам французских фашистов.

Но в большинстве своем, как показал инцидент, произошедший в октябре 1936 года, русские изгнанники не признали французский Народный фронт и солидаризовались с Франко. Тогда либеральный православный журнал напечатал статью, в которой преподаватель Свято-Сергиевского православного богословского института раскритиковал «лицемерие» Франко, обвинив его в проведении «крестового похода» во имя христианства при одновременном установлении тирании. Эти размышления вызвали бурю негодования в православных кругах Парижа, громко потребовавших увольнения автора. Его публично отчитал и парижский митрополит, хотя в конечном счете виновнику скандала удалось сохранить работу.

Генерал Деникин решительно поддерживал Франко, но был категорически против того, чтобы русские добровольцы отправлялись воевать на стороне националистической Испании. В этом пункте Деникин отходил от позиции учрежденного бароном Петром Врангелем Русского общевоинского союза (РОВС), руководители которого призывали своих членов вливаться в ряды франкистов. Как бы то ни было, к тому времени Деникин уже отошел от проблем, которыми интересовался РОВС, заявив о намерении начать спокойную и размеренную жизнь писателя-мемуариста.

Но бывшее царское и белое офицерство все больше интересовалось испанскими событиями. С середины 1936 года во французской прессе начали появляться сообщения о гражданах разных стран, отправлявшихся через Париж в Испанию, чтобы присоединиться к интернациональным бригадам республиканцев. С этого же времени РОВС начал проводить все более настойчивые параллели между националистической Испанией и царской Россией. Союз регулярно организовывал для своих членов курсы по военной и политической истории. В июле 1936 года Валерий Левицкий, бывший руководитель политического департамента в правительстве Врангеля, прочитал курс лекций по международным отношениям, в котором затрагивалось знаменитое убийство испанского монархиста Кальво Сотело, послужившее, как известно, поводом к началу гражданской войны. Лектор уподоблял стремление РОВС победить большевиков и восстановить императорскую Россию той борьбе, которую вел Франко в католической Испании. Русская православная церковь в Париже и в других местах сочувствовала инициативам католического движения «Pro Deo», направленным на защиту католической церкви от коммунизма. По мнению его сторонников, политика секуляризации, проводимая революционерами в Мексике, России и Испании, была частью всемирного заговора атеистов по утверждению безбожия и сатанизма.

Казалось, интересы русских белогвардейцев и испанских националистов во многом совпадали. В связи с этим РОВС и его члены приветствовали возможность поддержать Франко. В конце 1936 года председатель РОВС, генерал Евгений Миллер, командировал генерала Павла Шатилова, бывшего корниловца, в Испанию, чтобы провести в штабе националистов переговоры об отправке за Пиренеи крупного подразделения бывших военнослужащих Белой армии. Но эти усилия ничем не увенчались. Для сбора белогвардейцев со всей Европы требовались большие деньги, которые путем многоступенчатых переговоров рассчитывали получить в Италии. Итальянское правительство, действительно, на определенном этапе предоставило русским эмигрантам обмундирование, а некоторые из них смогли вступить в итальянские смешанные бригады, однако большего от итальянцев добиться не удалось. А лаконичные и неизменно отрицательные ответы Франко на предложения сформировать наряду с испанским Иностранным легионом Отдельный русский батальон вообще губили инициативу на корню. Франко не желал, чтобы националистическая Испания стала плацдармом для возрождения изгнанной Белой армии.

Шатилов вернулся в Париж с известием о том, что националисты разрешат пересечь границу лишь небольшим группам русских добровольцев. В результате 58 корниловцев, которые готовы были отправиться в Испанию немедленно, были разбиты на небольшие команды, получив приказ готовиться к отправке.

Надо сказать, что отношения между русскими эмигрантами и принявшими их французами всегда оставались довольно натянутыми. В мае 1932 года психически неуравновешенный русский эмигрант Павел Горгулов убил президента Французской Республики Поля Думера во время мемориальной церемонии РОВС, посвященной русским ветеранам Первой мировой войны. Это событие, как и последующая казнь Горгулова, вызвали взрыв общественного негодования в отношении русских и многочисленные призывы к полному изгнанию эмигрантов. В первый год испанской войны русская эмиграция снова оказалась в центре внимания в связи с другим сенсационным событием. 24 сентября 1937 года среди бела дня и неподалеку от собственной квартиры был похищен генерал Евгений Миллер, председатель РОВС. За семь лет до того аналогичным образом исчез его предшественник на этом посту, генерал Александр Кутепов. В ходе полицейского расследования выяснилось, что в тот же день бесследно исчез и генерал Николай Скоблин, заместитель Миллера в РОВС. В прессе сообщалось о связи Скоблина с советскими спецслужбами; журналисты предполагали, что он вернулся в Советский Союз или был тайно переправлен НКВД в республиканскую Испанию, где был впоследствии ликвидирован. В любом случае о Скоблине больше никогда не слышали. Его жена, известная исполнительница народных песен и любимица эмигрантского сообщества Надежда Плевицкая, была арестована, предстала перед судом и получила пятнадцать лет французской тюрьмы.

Пресса пестрела сенсационными сообщениями об этом деле. И левые, и правые в один голос заявляли о нежелательности присутствия во Франции крупных иностранных общин. Газета социалистической партии «LePopulaire» утверждала,о правое крыло русской эмиграции было недовольно Миллером из-за того, что он недостаточно активно призывал членов РОВС записываться в армию Франко. Газета «L’Humanité»,чатный орган Французской коммунистической партии, поднимала вопрос о возможном пособничестве военной организации РОВС в этом деле. Оба издания делали довольно неприятный прогноз: укрываемая Францией армия русских реакционеров превратится в угрозу национальной безопасности в случае сколько-нибудь значительного потрясения французской государственности. В свою очередь русские эмигранты считали, что французское правительство само позволяло агентам большевиков безнаказанно пребывать во Франции, но при этом в каждом зловещем событии спешило обвинить бывших белогвардейцев.

Для РОВС и отставного офицерства, представляемого этой организацией, идущая неподалеку чужая гражданская война едва ли могла быть более своевременной. Столкнувшись во Франции с нарастающей политической нестабильностью и ростом недоверия ко всем иностранцам, в особенности к русским, «бывшие» могли справиться с этими проблемами, присоединившись к франкистам для реализации своего воинского призвания. Энтузиазм белых ветеранов в отношении военной авантюры в Испании подкреплялся также желанием покончить с гражданской жизнью.

48-летний Шинкаренко был рад оставить позади «одиннадцать несчастных лет» в Париже, проведенные без друзей, в компании престарелой матери. Яремчук, которому в 1937 году исполнилось 47 лет, расплатился за квартиру, раздал знакомым свое небогатое имущество и уехал с небольшим саквояжем, в котором лежали только смена белья и документы. Когда французский чиновник в Париже, к которому он обратился за разрешением на выезд, спросил, не желает ли он поступить на службу во французскую армию, он категорически отверг такую возможность. Французское правительство, по его словам, было «полно евреев» и враждебно к белым русским, так что он с облегчением оставлял безбожную Францию ради богобоязненной Испании.

Белогвардейцы в Испании

Русские отправлялись в Испанию в надежде, что через Мадрид будет пролегать обратная дорога в Санкт-Петербург. Эти настроения были зеркальным отражением идеи, вдохновлявшей многих других эмигрантов, вступавших в республиканские интернациональные бригады. В долгосрочной перспективе миссией Белой России виделась победа над безбожным коммунизмом в Испании, позволяющая затем открыть на родине второй раунд борьбы с большевиками, из которого белым суждено будет выйти победителями. Биографии 38 белых волонтеров говорят о том, что все они были людьми среднего возраста, профессиональными военными царской армии и ветеранами, прошедшими Первую мировую и гражданскую войны в России. Почти каждый из них эвакуировался из Крыма с войсками Врангеля.

Баронесса Мария Врангель, вдова покойного генерала, проживавшая в Бельгии, создала комитет для оказания помощи семьям военнослужащих, отправившихся сражаться на стороне националистов. Во время войны ее брюссельская группа собрала средства для поездки в Испанию православного священника, отца Александра Шабашева, для духовного попечения над русскими добровольцами. Этот священнослужитель был награжден за храбрость в годы Первой мировой войны, а во время гражданской войны в Крыму благословлял врангелевцев на бой. На протяжении десяти дней он колесил по всему Арагонскому фронту, проводя православные службы и принимая причастие. В Испании служили еще три православных священника. Среди них был князь Иван Шаховской, в годы Второй мировой войны окормлявший православную общину Берлина, а позже ставший архиепископом Сан-Франциско.

Печатный орган РОВС, журнал «Часовой», открыто выступал за Франко, а его главный редактор Василий Орехов принимал деятельное участие в отборе первого контингента новобранцев для националистической Испании. Пока эти добровольцы воевали, РОВС изыскивал деньги для отправки на фронт одежды, сигарет и шоколада, а его журналпо спискам, составленным руководством РОВС, распределял помощь между их семьями.

На протяжении всей испанской войны «Часовой»публиковал восторженные статьи о Франко, националистической Испании и пугающие материалы о жизни при «красных». Шинкаренко говорит даже о том, что генерал Франко материально поддерживал Орехова. Так это или нет, сказать трудно. Конечно, выступления Франко регулярно перепечатывались в этом издании, а глава франкистов несколько раз выражал на его страницах свою признательность за поддержку. Например, в номере от 15 ноября 1936 года он поблагодарил редактора за горячие поздравления в адрес националистов в связи с «блестящими победами наших героических войск над красными ордами». Каудильо также говорил о «Часовом»как о «замечательном журнале», вносившем большой вклад в «общее дело». Значительная часть каждого выпуска в период гражданской войны была посвящена именно Испании; в журнале имелась постоянная рубрика «Письма из Испании», где русские добровольцы рассказывали о фронтовой жизни.

Но, несмотря на общую ненависть к коммунизму и убеждение в том, что республиканская Испания является полностью «красной», интеграция белых добровольцев в армию Франко проходила нелегко. Напряженность во взаимоотношениях между франкистами и белогвардейцами отражала взаимное недоверие, нараставшее с обеих сторон.

Первым препятствием для русских, желавших записаться в армию Франко, стало пересечение испанской границы. Белые отправлялись на юг малыми группами. Подобно добровольцам-интернационалистам, пешком преодолевавшим Пиренеи из Франции, русские антикоммунисты платили контрабандистам, чтобы те провели их через горы. Первая партия осуществила такой переход в октябре 1936 года.

12 февраля 1937 года генералы Анатолий Фок и Николай Шинкаренко в сопровождении двух младших офицеров прибыли в Сан-Себастьян. Местные дворяне встретили их с большой любезностью, устроив в комфортабельной гостинице. На следующий день русские отправились в Бургос, чтобы завербоваться на службу. Здесь, однако, они столкнулись с серьезной проблемой. Армейское начальство франкистов не пожелало принять генерал-майора Фока, несмотря на то, что он был высокопоставленным русским военным, участвовавшим как в Первой мировой, так и в гражданской войне в России. Испанцы посчитали, что в свои 57 лет он был слишком стар, чтобы воевать. Ему посоветовали вернуться во Францию, что стало настоящим потрясением для Фока. Он попросил не принимать во внимание его военные заслуги, зачислив на службу в качестве простого солдата, но ему вновь отказали. Как находчивый и сообразительный человек Фок предложил вынести суждение о его возрасте исходя из практики. На глазах у изумленной аудитории он выхватил ружье у стоявшего рядом караульного и ловко выполнил серию сложных военных трюков. После такой демонстрации удали и энтузиазма испанцы уступили и подписали с ним контракт.

Второй сложностью для русских стал выбор непосредственного места службы. Первоначально верховное командование националистов собиралось отправлять их во французский батальон. Никто из русских не говорил по-испански и, поскольку большинство прибыло из Парижа, было решено считать их франкоговорящими. Это казалось разумным решением, но Шинкаренко и Фок решительно отказались служить с французамитаккак не питали симпатий к «безбожной Франции». Вместо этого они предпочли присоединиться к карлистам, у которых чувствовали себя как дома. Карлистский лозунг «Бог, родина и король» напоминал их собственный – «За веру, царя и Отечество». Кроме того, карлисты позволяли русским выходить на парады под царским флагом и носить на рукавах трехцветные монархические нашивки.

Еще одна группа из семи русских эмигрантов выехала из Парижа 16 марта 1937 года и прибыла в Ирун, где через несколько дней к ней присоединились другие отряды. По крайней мере два подразделения белогвардейцев влились в карлистские части. Самая большая группа русских эмигрантов была зачислена в подразделение Марко де Белла. Они храбро сражались в ожесточенных боях при Бельчите в августе–ноябре 1937 года. Кроме того, русские привлекались к организации радиопередач, подготавливаемых националистами для республиканцев. В этом проекте, по-видимому, отразилась убежденность франкистов, что все иностранцы, воюющие за республику, так или иначе были русскими, хотя в действительности в интернациональных бригадах служило очень мало выходцев из России.

Испанские власти не признавали российских воинских званий, и поэтому все русские офицеры начинали военную карьеру заново – в качестве рядовых. Для профессиональных военных это было оскорблением, тем более что многие из них считали подготовку, полученную в царской армии и подкрепленную опытом двух крупных войн, чем-то недостижимым для испанцев. (Русские, правда, проиграли обе эти войны.) Как и другим иностранным добровольцам, служившим у националистов, русским пришлось привыкать к испанским командам и уставам. Первоначальная подготовка, которую получали Фок и Шинкаренко, включала в основном строевые навыки; генералы презрительно называли это дурной шуткой. Нет нужды говорить, что такое отношение не способствовало взаимной любви русских и испанцев.

Особенно удручающим обстоятельством русским военным казалось то, что большинство испанцев, с которыми они встречались, вообще не представляли, что бывают русские какого-то другого цвета, помимо красного. Испанцы также почти не знали о том, что Россия была страной с такой же древней и славной религиозной и имперской традицией, как и Испания. Для националистов понятия «русский», «красный», «Коминтерн» и «коммунист» были взаимозаменяемыми. Как следствие, испанцы с трудом верили, что русские способны быть «белыми», монархистами и антикоммунистами.

Типичными выглядят жалобы белого добровольца, сообщавшего на страницах «Часового» о глубоко раздражавших его рассуждениях испанцев о том, что «Троцкий убил Ленина» или, хуже того, что «владыка Сталин сверг прежнего царя». По словам другого корреспондента этого журнала, он был чрезвычайно тронут, услышав от испанского сослуживца признание в том, что, повстречав белогвардейцев в Испании, тот впредь не будет считать всех русских коммунистами. Ранее этому русскому солдату постоянно приходилось объяснять испанцам, что Россия и СССР не одно и то же.

Испанское невежество по части русской истории, включая элементарное незнание того факта, что с 1917 года русские раскололись на большевиков и их противников, влекло за собой то, что русские добровольцы зачастую чувствовали себя изолированными в своих батальонах, постоянно ощущая нужду доказывать военную и политическую состоятельность. Отставной офицер, направленный в часть карлистов, испытал немалое облегчение, когда по прибытии в часть встретил на этом участке Арагонского фронта еще нескольких русских. Хотя они были завербованы в качестве «простых солдат», всем им очень скоро удалось продемонстрировать знания и умения офицерского уровня. По мнению упомянутого новобранца, это заставляло испанцев относиться к русским как к «братьям».В большом материале для «Часового» тот же доброволец подчеркивал, насколько важно было поддерживать репутацию солдата русской императорской армии. Испытывая признательность за возможность носить царские нашивки и русские медали, солдат высказал мнение, что с большевиками надо бороться на фронте, а не в ресторанах и конференц-залах Парижа.

Отсутствию у испанцев представления о русских изгнанниках и их истории соответствовало столь же упрощенное восприятие русскими окружавших их испанских реалий.Иберийский опыт очень часто воспринимался белыми сквозь призму гражданской войны в России, а ее обстоятельства механически переносились на Испанию. Именно в ходе тех эпохальных событий складывалось «белое» миросозерцание. Как следствие, в большинстве русских описаний испанской гражданской войны особенности местной ситуации почти не просматриваются. Испанский ландшафт служит лишь декорацией для привычного сражения междурусскими белогвардейцами и русскими большевиками – как в английском кукольном театре, где злой красный Панч обводит вокруг пальца самоотверженную и простодушную белую Джуди.

Язык, с помощью которого русские добровольцы описывают свой пиренейский опыт, вполне предсказуем. Типичным можно считать рассказ русского эмигранта, присоединившегося к франкистам в испанском Марокко. Его определили в испанскую регулярную армию, а боевое крещение состоялось вАндалусии, но, тем не менее, своими настоящими противниками этот боец считал русских большевиков, а не испанских республиканцев. По его словам, большевики совершали в Испании такие же зверства, как и в России:повсюду были сожженные церкви и трупы священников, а в одном маленьком городке «белым» достались портреты Сталина и Ленина, а также антирелигиозныеплакаты и атеистические брошюры. Все это, продолжает он, производилось по специальному указанию Сталина, переданному его мадридским агентам. В Испании Красная армия вела себя так же, как и в России. Испанская гражданская война разворачивалась под полным контролем Сталина. Он лично приказывал расстреливать офицеров и солдат после каждого поражения красноармейцев. В Испании, как и в России, Белая армия «защищает веру, культуру и всю Европу».

Публикации «Часового» нередко настаивали на том, что Испания стала частью всемирного «иудео-большевистского заговора»; на это, по мнению авторов журнала, однозначно указывали еврейские фамилии лидеров республики, сталинских офицеров и членов Комитета по применению соглашения о невмешательстве в дела Испании. Соответственно, писал редактор журнала, победа Франко станет «жестоким ударом по мировому коммунизму», ведь «красная власть в Испании – это огромный шаг к большевизации Европы». Почти все испанские статьи «Часового» связывали и сопоставляли Испанию и царскую Россию. Так, испанский корреспондент РОВС писал, что, чем больше он сравнивал две войны, тем меньше понимал, как вообще «белые» могли проиграть в России. Ведь если речь шла о «белой контрреволюционной гидре», как выражались большевики, а в Испании победа белых над красными кажется несомненной, то почему за три года гражданской войны в России они были разгромлены?

Перевод с английского Андрея Захарова

Продолжение

Начало
Звания и деньги

Имелись и другие, более прозаические, но неотложные, проблемы, обременявшие повседневную жизнь русских добровольцев.Они касались денег и званий.В Испании платили только добровольцам, служившим в Иностранном легионе. Такое положение вещей ставило русских, воевавших в карлистских частях или в регулярной армии, в весьма затруднительное положение.Большинство из них не имели финансовой поддержки, а многие оставили дома нуждающиеся семьи.РОВС делал все возможное, чтобы поддержать родственников солдат и офицеров, сражавшихся в Испании, но этого было не достаточно.

Шинкаренко неоднократно ставил этот неприятный вопрос перед Франко и генеральным штабом.Он указывал, что русские, в отличие от испанских военнослужащих, не могли время от времени обращаться за финансовой поддержкой к родным.По воле исторического «несчастного случая» у «белых» не было собственной страны или какой-либо другой опоры. Шинкаренко тщетно просил Франко установить для русских солдат хотя бы небольшое жалованье. Не имела последствий и его просьба к Франко касательно помощи ему лично, которая позволяла бы сводить концы с концами. Даже формулировка этой просьбы, адресуемой одним офицером («имеющим пять ранений ветераном трех войн») другому офицеру не смогла пробить каменную стену молчания.

Все русские поступили на службу к националистам в качестве рядовых.Никому из них не удалось сохранить звания, полученные в царской армии, и непризнание прошлого военного опыта очень задевало их.Многие жаловались на то, что, даже заручившись рекомендацией к повышению в связи со своими новыми боевыми заслугами, они не могли продвинуться, поскольку начальство оставляло такие предложения без внимания, а следовательно, офицерское звание и содержание оставались для них недоступными. Между тем, в полевых условиях продвижение по службе и сопутствующие вознаграждения были обычной практикой во всех армиях.

Примечательно указание Яремчука на случай, когда белый доброволец, продемонстрировавший необычайную храбрость в бою, получил повышение от старшего по званию офицера царской армии, но при этом не был отмечен командованием националистов.Этот факт свидетельствует о странной ситуации, в которой русским приходилось действовать в качестве отдельной маленькой армии внутри вооруженных сил Франко. Но при этом любой намек на то, что русские добровольцы подчинялись альтернативной структуре, для верховного командования испанцев, как и для любой иной армии, был бы решительно не возможен.

В конце войны, в ходе празднования победы Франко и распределения наград среди победителей, все русские эмигранты были повышены до лейтенантского звания. Эта акция была расценена ими положительно и в определенной мере компенсировала отсутствие признания в военные годы.Несколько лет спустя, во время Второй мировой войны, Шинкаренко с удивлением и радостью обнаружил, что его офицерское звание обеспечило ему небольшую военную пенсию от испанского государства.

Шинкаренко начинал войну в карлистском подразделении генерала Томаса де Сумалакарреги.Фок и еще два офицера, вместе с которыми он прибыл в Испанию, довольно быстро были переведены в батальон Донна Мария де Молина, где уже сражались несколько белых добровольцев.Шинкаренко отказался ехать с ними, поскольку считал, что сосредоточение всех русских в одной испанской части помешало бы формированию отдельного русского подразделения. Кроме того, он отзывался о русских добровольцах в батальоне Донна Мария де Молина как о кучке отщепенцев, погрязших в интригах и склоках. После того как Фок, попав в окружение республиканцев, покончил с собой в бою под Бельчите в октябре 1937 года,Шинкаренко остался наиболее высокопоставленным представителем белогвардейцев в Испании. Провоевав четыре месяца, он получил серьезное ранение в голову и лечился в военном госпитале в Сарагосе. Выздоровев, русский генерал перешел в испанский Иностранный легион, где, как он надеялся, прежний боевой опыт получит большее признание.В легионе Шинкаренко несколько раз пытался добиться более высокой должности, но не преуспел в этом.

Фок, Шинкаренко и прочие русские офицеры были военными старой школы.Значение класса и касты, как и присущие дворянину правила поведения, усваивались ими с рождения. Шинкаренко, например, был убежден в том, что представители одного и того же класса повсюду одинаковы, поскольку есть незримые, но непоколебимые основы, на которых держится их общая культура. Так, все они «умеют пользоваться ножом и вилкой», «читали “Робинзона Крузо”», «прекрасно знакомы с жизнью Юлия Цезаря». Разумеется, присущая Шинкаренко прочная вера в социальную иерархию была серьезно поколеблена, когда люди, которых он считал равными себе в социальном и военном плане, начали обращаться с ним как с простым солдатом.

В начале 1938 года, сражаясь под Толедо, Шинкаренко высокомерно отмахнулся от похвалы своего непосредственного командира, поскольку не считал, что похвала испанского майора должна что-то значить для русского генерала. Приводя в дневнике мнение о своем начальнике – тот, мол, знает лишь азбуку военного дела и не более того, – Шинкаренко отмечает, что оценка русского офицера, прошедшего школу императорской армии, куда более весома, чем мнение какого-то испанца о русском военном.

Шинкаренко особенно негодовал по поводу пренебрежительного отношения к себе со стороны испанских офицеров. Добившись перевода в испанский Иностранный легион, он предполагал, что удостоится личной встречи с его командующим, генералом Хуаном Ягуэ. Раздраженный, он проводил часы в бессмысленном ожидании перед зданием штаба легионеров.Шинкаренко не мог поверить, что командир легиона не знает о русском бригадном генерале, ожидавшем его аудиенции. Поведение испанца было расценено им как пренебрежение.По мнению Шинкаренко, испанцу следовало понимать, что русский генерал наносит ему визит не каждый день.Когда, наконец, эти двое через несколько месяцев столкнулись лицом к лицу – Ягуэ инспектировал часть, в которой служил Шинкаренко, – русский, стараясь привлечь к себе внимание, вытянулся, как флагшток, но командир Иностранного легиона просто прошествовал дальше вдоль строя, словно вовсе не заметил выделяющуюся фигуру с трехцветной русской нашивкой.Позже, в 1938 году, когда Шинкаренко, утомленный «бесплодной» осадой Мадрида, добился перевода на юг, в штаб марокканцев, Ягуэ сделал вид, будто не заметил этого. Но, едва русский устроился на новом месте, как поступил приказ Ягуэ, предписывавший ему немедленно вернуться в прежнюю часть и ждать дальнейших распоряжений. Через пять дней пришла весть о том, что Шинкаренко предстоит отправиться на север, чтобы присоединиться к батальону в Сарагосе, – невзирая на то, что его перевод к марокканцам был разрешен канцелярией самого Франко и у русского генерала имелся соответствующий документ.Единственным объяснением «загадочного поведения» испанского генерала, по мнению Шинкаренко, было то, что он завидовал статусу и опыту русского подчиненного.

После перевода в Сарагосу Шинкаренко, по его признанию, в основном просиживал за игрой в шахматы, пока не исхитрился перевестись в штаб-квартиру генерала Хосе Энрике Варелы в Теруэле.Здесь, на завершающей ступеньке испанской карьеры, Шинкаренко вновь почувствовал несправедливое пренебрежение со стороны командования.Он присоединился к штабу Варелы в феврале 1939 года, оставаясь там во время последующих «зачищающих» операций в Каталонии.Приятно отобедав с командиром корпуса и начальником штаба в первый же вечер по прибытии, Шинкаренко на следующий день был огорошен сообщением о том, что из-за «острой нехватки столовых приборов» в дальнейшем ему предстоит столоваться с младшими офицерами.Он списал это оскорбление на незнание генералом Варелой социальных тонкостей, которое, в свою очередь, было обусловлено «низким происхождением» испанского военачальника.Признавая, что распознать в Вареле плебея было все же очень трудно, Шинкаренко в мемуарах настаивает на том, что в качестве командира испанец был не слишком одарен и, безусловно, крайне тщеславен.

С точки зрения испанцев, Шинкаренко отнюдь не был идеальным подчиненным.Он отличался завышенной самооценкой и был заядлым жалобщиком.Кроме того, присущее ему стремление, взяв дело в свои руки, лично вести переговоры по улучшению собственных условий, едва ли могло снискать расположение в боевых условиях.Скорее всего, помимо прочего, отношение испанских генералов к Шинкаренко и другим русским офицерам отражало личную оценку генерала Франко. Каудильо с нескрываемой прохладой относился к грандиозным планам белоэмигрантов. Держа русских генералов на расстоянии, он стремился ограничивать их амбиции.

Между тем, РОВС хотел возродить императорскую армию, расформированную и рассеянную по доброй половине земного шара. Первейшим пунктом этого проекта считалась необходимость сформировать самостоятельное русское подразделение, воюющее на испанской земле. Для поддержания дисциплины и повышения боевого опыта было очень важно, чтобы им командовали русские офицеры. Шатилов, Фок и Шинкаренко надеялись, что подобная структура составит костяк будущей армии. Этот план Шинкаренко изложил в пространной петиции, направленной Франко в июле 1937 года и начинавшейся с напоминания о том, что речь идет именно о «белых русских», – во избежание недоразумений эти слова выделены печатными буквами. Если бы Франко разрешил сформировать отдельное русское подразделение, утверждалось в документе, множество русских солдат со всего мира откликнулись бы на призыв вступить в его ряды. В идеале Шинкаренко виделось пехотное соединение, подкрепленное пулеметными расчетами и пушками. Артиллерия, пояснял он испанскому верховному главнокомандующему, всегда оставалась сильной стороной русских войск. Уже сегодня, продолжал Шинкаренко, он получает пачки писем от бывших царских офицеров, интересующихся, как добраться до Испании и попасть в число добровольцев. И, если в настоящее время, из-за малочисленности русских в Испании, отдельное подразделение выглядит нереалистично, поддержка со стороны Франко быстро исправит ситуацию.

В частности, Шинкаренко хотел, чтобы Франко дал русским вербовщикам право самостоятельно решать, кто может пересечь границу с целью поступить на службу. Существовавшие на тот момент ограничения были настолько жесткими, что хорошие солдаты со значительным боевым опытом, способные стать отличными новобранцами, получали отказ. Шинкаренко ссылался на историю своего бывшего сослуживца из Марселя. В свое время тот служил в Крыму под началом самого Шинкаренко, по рекомендации которого и поехал в Испанию, но на пограничном пункте получил отказ и был отправлен домой. В результате из-за нехватки денег на обратный путь «отличный новобранец» оказался в затруднительном положении и даже проникся враждебностью к националистической Испании.В заключение автор петиции напоминал Франко, что белое движение и националистическая Испания разделили «благородное дело защиты европейской христианской культуры» и что русские с 1917 года сражаются с «нашими смертельными врагами» – «красными».Пять дней спустя от Франко пришел ответ, состоявший из одного предложения.Он поблагодарил Шинкаренко за «интерес, проявленный к борьбе испанских националистов», но отказал в просьбе.

С момента прибытия в Испанию Шинкаренко пытался добиться личной встречи сФранко. Он придавал огромное значение персональному общению одного офицера с другим, не сомневаясь, что, если бы с каудильо удалось поговорить с глазу на глаз, замыслы русских раскрылись бы полнее. В июле 1937 года он ходатайствовал о разрешении «приветствовать» испанского лидера лично, чтобы «передать, что чувствует старый солдат царской России». В том же месяце Шинкаренко ранили; свое пребывание в госпитале в Сарагосе он использовал для того, чтобы подготовить петицию с изложением планов Белой армии.Во время лечения знакомый монархист представил его генералу Альфредо Кинделану, также убежденному монархисту, командовавшему военно-воздушными силами националистов. Тот в свою очередь познакомил Шинкаренко с Хосе Антонио Сангронисом-и-Кастро, франкистским министром иностранных дел, который в итоге смог организовать желанную аудиенцию.

Встреча Шинкаренко с Франко состоялась 5 августа 1937 года, то есть в тот момент, когда каудильо уже успел получить и отклонить его ходатайство. Шинкаренко увидел Франко одетым в камуфляжную форму; он был стройнее, чем на фотографиях, но все же «довольно полным». Каудильо, «как и многие испанцы», был склонен к облысению, но имел «красивое, мужественное нордическое лицо».Разговор шел на испанском языке, что, вероятно, поставило русского в невыгодное положение, потому что даже в 1950-е годы, прожив в Испании довольно долго, Шинкаренко с большим трудом изъяснялся по-испански.Хотя Франко улыбался и спросил о его ранении, Шинкаренко почувствовал в его обращении «холодность».Шинкаренко просил о повышении в звании, поскольку, в конце концов, он был русским генералом.Франко ответил, что, безусловно, эта просьба требует обсуждения, и изъявил готовность перевести его в «более престижную» часть.Тут же позвонив начальнику штаба, Франко приказал, чтобы русского офицера немедленно зачислили в Иностранный легион.

Хотя Шинкаренко намеревался поднять вопрос о самостоятельном русском подразделении, он почувствовал, что Франко не желает говорить об этом.После столь долгого ожидания личной встречи с каудильо Шинкаренко был разочарован.Несмотря на то, что Франко был вполне предупредителен, в его обращении чувствовалась дистанция. Русский с огорчением отметил в своем дневнике, что если бы их вдруг поменяли местами и выдающийся иностранный генерал предстал бы перед ним самим, то он, Шинкаренко, сорвал бы медаль с собственной груди и тут же отметил бы ею собеседника – не просто за заслуги, а в знак уважения перед необыкновенной судьбой.

Восстанавливаясь в госпитале после ранения в голову, Шинкаренко также встретил Марию дель Кармен Поло, супругу Франко, навещавшую больничную палату и кратко побеседовавшую с несколькими пациентами, включая русского генерала.Он был тронут ее «скромностью и достоинством», хотя общение оказалось слишком беглым.Гораздо более обстоятельным было внимание, оказанное ему белоэмигрантскими общинами разных стран. Сообщения русскоязычной прессы о белом генерале, который был ранен, сражаясь в Испании за генерала Франко, вызвали шквал писем от женщин-эмигранток отовсюду, от Харбина до Конго, с пожеланием скорейшего выздоровления. В Испании Шинкаренко, вероятно, наиболее комфортно чувствовал себя среди женщин-аристократок, с которыми познакомился по прибытии в Сан-Себастьян в начале 1937 года и общение с которыми поддерживал во время своих периодических визитов в штаб-квартиру каудильо, где пытался добиться для себя более высокой позиции. Дамский угодник с хорошими манерами, он проводил приятные вечера в очаровательной компании, разговаривая по-французски и играя в бридж.После войны он вышел в отставку и поселился в Сан-Себастьяне, проживая в благородной бедности на скромную пенсию, определенную ему испанским правительством.

Заключение

Нелегко с точностью определить, каков был военный вклад белоэмигрантов в победу франкистов. Сами они считали себя превосходными солдатами, имевшими за спиной блистательную воинскую традицию.Не удивительно, что в воспоминаниях об Испании они в основном описывают свои геройские подвиги.Между строк, однако, проступает менее радужная картина. Эти люди жили в мире, в котором мечта о возможном повторении событий 1918–1921 годов, ведущем к победоносному исходу, была единственной компенсацией за психологическое отчуждение и физическое изгнание. В Испании их потери были весьма высоки, и Шинкаренко не преминул подчеркнуть этот факт, убеждаяФранко принимать в армию больше русских.По крайней мере из 100 русских, сумевших завербоваться на испанскую службу, 34 погибли.Трудно сказать, однако, о чем столь высокие потери свидетельствуют в большей мере: о военной выучке или же о ее нехватке.Шинкаренко иФок считали делом чести всегда ходить под пулями не пригибаясь, и даже в окопах не отказывались от своих привычек, а это означает, чтоони превращались в ходячие мишени для противника. Результатом стало тяжелое ранение Шинкаренко пулей снайпера. Разумеется, это может свидетельствовать о мужестве ибесстрашии, но человеку со стороны подобное поведение кажется безрассудным. Столь старомодные представления о баталии приличествовали скорее эпохегусар, атакующих в степи широким фронтом, нежели военной стратегии кануна Второй мировой войны. Среди русских потерь, которые перечисляет Яремчук, упоминаются Николай Зотов, раненный пятикратно, а также Константин Константинов, раненный трижды. Генерал Фок, как уже говорилось, предпочел совершить самоубийство в Бельчите, чтобы не попасть в руки «красных».

Многие русские эмигранты, оставшиеся в Испании, в годы Второй мировой войны продолжили служить в испанской Голубой дивизии на Восточном фронте или в итальянской армии. Эта непрерывность военной службы, вероятно, отражает дефицит иной профессиональной занятости, кроме военного дела. Впрочем, принято считать, что добровольцы всегда воюют лучше, чем призывники, аэти белые русские становились добровольцами несколькораз.

Шинкаренко и его товарищи презирали «пассивность» и «безынициативность» солдат националистов. По словам Шинкаренко, в бою многие испанские солдаты хотели только избежать пули, а не победить врага.Русские утверждали также, что, даже когда испанские солдаты проявляли храбрость, их командиры демонстрировали неискушенность в искусстве ведения войны.Трудно определить достоверность этой оценки, поскольку она может быть результатом общего отношения русских, которых часто обходили в продвижении по службе, или гипертрофированного чувства превосходства, в котором они находили утешение. Они любили подчеркивать, что участвовали в большем количестве европейских конфликтов, чем испанцы, хотя старались не упоминать о том, что в двух своих последних войнах царская армия была разгромлена.Вместо этого Шинкаренко предпочитал приводить примеры, показывающие, как испанцы из обоих лагерей проявляли трусость в сражениях. В боях при Мондрагоне, например, противоборствующие стороны стояли друг против друга несколько недель, разделявшее их расстояние было невелико, но никто не был убит даже при артиллерийском обстреле.

Так или иначе, Шинкаренко был непреклонен во мнении, что сражения, увиденные им в Испании, были менее современны, чем европейские войны, в которых он участвовал между 1914-м и 1921 годами. Прежде всего испанская война отличалась пассивностью и медлительностью.Например, с весны и до зимы 1938 года Шинкаренко и его товарищи участвовали только в одном бою, причем испанские солдаты больше стремились уклониться от «свистящей пули», чем «атаковать врага».Это происходило не столько из-за отсутствия мужества, как считал Шинкаренко, сколько в силу того, что офицеры старались не проявлять инициативы. Исключением были некоторые баски, которые, по его мнению, были «трезвыми, практичными, хорошими» солдатами, хотя их офицеры тоже разочаровывали, так как знали военное дело только из учебников.

Но что получил от белых добровольцев Франко? Весьма немного.Их число было невелико и едва ли стоило всех усилий по вербовке и обучению. Несомненно, пометки на документах, касавшихся грандиозных проектов Шинкаренко, свидетельствуют о раздражении верховного командования националистов по указанному поводу.

На параде по случаю победы Франко, состоявшемся в Мадриде, русские эмигранты гордо маршировали как отдельное подразделение, неся флаг царской России. Но после окончания войны они столкнулись с нищетой. У эмигрантских организаций не было средств на демобилизацию, и в результате многие русские остались в Испании, где вынуждены были искать себе заработок.Наиболее предприимчивые объединялись в творческие коллективы и путешествовали по стране с концертами традиционной русской музыки и танца.Те, кто вернулся в Париж, с началом Второй мировой войны были интернированы среди прочих лиц без гражданства. В 1942 году некоторое количество русских эмигрантов записалось в Антибольшевистский легион, который набирался в Париже Жаком Дорио для борьбы на стороне Гитлера на Восточном фронте. Но это не стало выходом из тупика.После того как легион вступил на территорию России, русские снова, как в 1930-е годы, столкнулись с прежней дилеммой.Некоторые перешли в советские части, чтобы не сражаться против соотечественников на родной земле, в то время как другие, считая, что в рядах нацистов они помогают ниспровергнуть большевизм, уничтожали партизанские отряды в Польше и на Украине.

Когда началась Вторая мировая война, Шинкаренко вернулся во Францию и попытался вступить в ряды французской армии. Ему отказали по причине возраста и сомнительного правового статуса лица без гражданства. Он воспринял это как очередное проявление неуважения к славному прошлому царского офицера, но, когда в середине 1940 года Франция капитулировала, он «почувствовал облегчение» от того, что ему лично не довелось разделить этот позор.Шинкаренко умер в возрасте 78 лет в Сан-Себастьяне в 1968 году.

Перевод с английского Андрея Захарова

Два года назад (1998), Тимоти Томас провел конференцию, на которой обобщался опыт российской армии, полученный ею в боях за Грозный (январь 1995). В последующем, участники конференции разместили в Интернете свои комментарии к ее материалам, и этим заметкам была уготована долгая жизнь. Однако часть комментариев оказалась слегка раздутой по сравнению с исходной презентацией. После окончания третьей операции за Грозный (вторая произошла в августе 1996, третья — в январе 2000 года), журнал Marine Corps Gazette решил переиздать исходные материалы конференции с минимальными исправлениями со стороны Т. Томаса, и дополнить их выводами, сделанными Центром изучения иностранного военного опыта на основе последних боев за Грозный. Данный материал является совместной работой Лестера Грау и Тимоти Томаса.

Статья была опубликована в журнале Marine Corps Gazette, апрель 2000 г.

***

Грозный 1 (январь 1995, вероятная победа российских войск)

Российская армия вошла в Чечню в декабре 1994 года и сразу двинулась на Грозный, окружив его с трех сторон. В последующих боевых действиях войска извлекли множество уроков ведения боев в городе. Эти уроки заключались в следующем:

1. Вам нужно ориентировать ваши войска относительно культурных аспектов, чтобы вы не рассматривали вашего противника просто с точки зрения культурного невежества. Много раз российские солдаты делали серьезные ошибки в отношениях с местным чеченским населением. Единожды оскорбленные или униженные, чеченцы становились активными борцами или, как минимум, начинали поддерживать повстанцев. Российские специалисты признают, что они недооценили влияние религиозных отношений на развитие конфликта.

2. Необходимо каким-то образом распознавать военнослужащих и гражданское население. Времена, когда бои велись в пустых городах, ушли в прошлое. Местному населению некуда уходить и оно будет находиться в городе. Русские были вынуждены выворачивать карманы гражданских лиц для поиска предметов военного назначения и принюхиваться к запаху пороха и ружейного масла.

3. Психологический стресс во время интенсивных уличных боев является настолько сильным, что в войсках необходимо создавать большой резерв, который позволит менять отдельные подразделения во время боя. Если командир сделает это, он может надолго сохранять подразделение. Если он не сделает, то после боев подразделение не сможет восстановиться.

4. Боевая подготовка и дисциплина являются краеугольными камнями ведения боевых действий. Вы ничего не сможете сделать без них. Вам придется осуществлять подготовку в зоне боевых действий. Дисциплина должна быть жестко установлена. Как только она начинает ослабевать, это приводит к гибельным последствиям.

5. Российские военнослужащие были неприятно удивлены тем, в какой степени чеченцы использовали мобильные телефоны, портативные радиостанции «Моторола», импровизированные ТВ станции, портативные видеокамеры и сеть Интернет для достижения победы в информационной войне. Российские специалисты, признавая, что они утратили контроль над информацией, идущей из Грозного на ранних этапах операции, и не смогли его восстановить, поклялись, что больше они не допустят поражения в информационной войне.

6. Российских военнослужащих удивило большое количество ручных гранатометов, а также разнообразие в их применении. Гранаты выстреливались во все, что двигалось. Стрельба велась навесным огнем через невысокие здания, подобно минометам, гранатометы также использовались для стрельбы по площадям против атакующей пехоты, в качестве противотанкового оружия, а иногда и как средство ПВО. Однако часто огонь велся очень дисциплинированно, и гранатомет для чеченцев был оружием выбора, наряду со снайперской винтовкой. Российские войска столкнулись не только с хорошо подготовленными и вооруженными снайперами чеченцев, но и с большим числом метких стрелков, вооруженных стандартным оружием. Таких стрелков было трудно уничтожить, и обычно требовалось массированное огневое подавление. Стандартная чеченская группа «охотников за танками» состояла из гранатометчика с РПГ, пулеметчика и снайпера. В одном секторе работало совместно от 3 до 5 таких групп.

7. Как и ожидалось, действия российских войск подтвердили необходимость наличия для городских боев большого количества подготовленных пехотинцев.

8. Было выявлено, что стыки и промежутки между подразделениями по-прежнему остаются уязвимыми местами, однако они не всегда являлись горизонтальной линией. В некоторых случаях, чеченцы удерживали в доме третий этаж и выше, а российские солдаты — первые два этажа и иногда крышу.

9. Засады были повсеместным явлением. Иногда они имели три яруса. Чеченцы находились в подвале, на первом этаже и на крыше. Если появлялась возможность, огонь засады концентрировался на отдельных целях. Множество гранат из РПГ, летящих с различных направлений и с различных высот, снижали возможности командиров боевых машин дать адекватный ответ. Пути отхода всегда планировались заранее.

10. Наиболее частым ответом чеченцев на нарастающую огневую мощь российских войск являлось «сближение» с российскими подразделениями. Если такой маневр вынуждал русских прекратить артиллерийские и авиационные удары, столкновение перерастало в «войну сержантов и командиров взводов» — тот уровень руководства, который всегда был самым уязвимым местом российской армии.

11. Физическое и моральное состояние российских солдат стало ухудшаться почти сразу после начала интенсивных боев. Менее чем за месяц, почти 20% военнослужащих заболели вирусным гепатитом. Вирусный гепатит и холера являлись двумя самыми распространенными болезнями, с которыми пришлось столкнуться российским военным медикам. Проблемой также являлись колиты, дифтерия, язвенные болезни и чума. Источниками таких болезней являлось отсутствие питьевой воды. Гепатит исчез в летние месяцы, однако возникли кишечные заболевания. Нехватка банно-прачечных средств вблизи района боевых действий приводило к нашествию вшей.

12. После проверки свыше 1300 военнослужащих, сделанной сразу после боев, было выявлено, что около 72% из них имели определенные психологические травмы, почти 75% имели преувеличенное чувство пугливости, около 28% имели то, что было описано как «невропатически-эмоциональные реакции» и почти 10% имели острые эмоциональные реакции. Российские специалисты рекомендовали иметь двух психофизиологов, одного психофармаколога, одного психиатра и одного медицинского психолога, в каждом соединении корпусного уровня. Несмотря на то, что опыт войны в Афганистане подготовил российских медиков к решению проблем, связанных с физическим здоровьем, они не были готовы на таком уровне к лечению психологических травм. Множество боевых психологических травм, носящих постоянный характер, выявлялось у солдат, которым не оказали неотложную психологическую помощь.

13. Чеченцы не испытывали страха перед танками и БМП. Они выделяли группы гранатометчиков с РПГ для ведения залпового огня по головной и замыкающей машинам в колонне. После их уничтожения, остальные уничтожались последовательно один за другим. Российские войска потеряли 20 из 26 танков, 102 из 120 БМП и 6 из 6 ЗСУ-23-4 за первые три дня боев. Чеченцы выбирали огневые позиции выше или ниже границ секторов ведения огня из оружия танков и БМП. Российская пехота, состоящая из призывников, просто отказывалась покидать свои боевые машины и часто погибала в них, не сделав даже выстрела. Российская элитная пехота действовала намного лучше, но плохо взаимодействовала с бронетехникой. Изначальной проблемой было недостаточное количество пехотинцев. Многие БМП, уничтоженные в самом начале боев, имели лишь несколько пехотинцев на борту, либо не имели их вообще. Чеченцы использовали мобильную тактику и организовывали свои силы сообразно обстановке, в то время как российские войска больше полагались на грубую силу.

14. Раненые и убитые российские солдаты поднимались чеченцами в окнах для защиты своих позиций. Чтобы поразить чеченцев, российские солдаты были вынуждены стрелять через своих товарищей. Пленные обезглавливались и их головы выкладывались на обочинах дорог, ведущих в город, по которым двигались российские подразделения. Тела убитых, как чеченцев, так и русских, обычно минировались.

15. Российские военнослужащие не были удивлены жестокостью и свирепостью чеченцев, однако были удивлены изощренностью, с которой те применяли мины и мины ловушки. Чеченцы, минируя минами-ловушками все вокруг, продемонстрировали превосходное знание возможных действий и реакций рядового русского солдата. Было трудно поддерживать постоянную бдительность и чувство минной опасности.

16. Российские специалисты остались удовлетворенными боевыми возможностями большинства систем пехотного вооружения. Незащищенный танк в городе являлся братской могилой (слишком уязвим, слишком неповоротлив, малоподвижен, имел слабую обзорность, и малые сектора обстрела на близких дистанциях). Самоходная артиллерия, зенитная артиллерия и БМП оказались более эффективны в уличных боях, но в незначительных пределах. На будущее рекомендовалось использовать нелетальное оружие, такое как слезоточивый газ и транквилизаторы. Огнеметы были признаны очень полезным оружием, особенно термобарические выстрелы РПО-А. В конечном итоге, сильная штурмовая группа и гибкое управление значат больше, чем индивидуальное вооружение, используемое каждой стороной. Бронетехника, оснащенная активной броней, в отличие от остальной, смогла выжить в уличных боях. Наиболее опасными были выстрелы в борта и крышу.

Грозный 2 (август 1996, победа чеченцев)

Второе сражение за Грозный произошло, когда силы чеченцев просочились в город, проведя предварительно тщательную разведку. Разведка велась в течение 2-3 месяцев повстанцами, которые полностью растворились среди мирного населения. Силы чеченцев одновременно атаковали ключевые точки в городе. Силы российских войск не были захвачены врасплох (министр внутренних дел Анатолий Куликов, имея данные о готовящихся атаках, постоянно требовал больше войск), однако на тактическом уровне оказались неспособны предотвратить эти атаки или отразить их. Им пришлось спешно выйти из города. Вскоре после этого прошли переговоры, и бои прекратились, оставив чеченцам контроль над городом. Опыт российских войск, полученный во время вторых боев за Грозный, заключается в следующем:

1. Как только город взят, в нем необходимо расположить гарнизон и взять город под охрану. Военнослужащие, как наиболее заметные представители власти, вынуждены будут принимать на себя множество гражданских обязанностей, включающие в себя восстановление системы здравоохранения, ремонт канализации, создание рабочих мест, организацию системы безопасности, восстановление транспорта и энергетики, распределение продуктов питания, очистку воды и установление элементарных органов власти. Российские войска имели в городе значительные силы, однако с точки зрения вышеприведенных условий они были бесполезны. Когда понадобились резервы, их просто не было.

2. Контрразведка является основным условием удержания захваченного города. Все входы и выходы из города должны находиться под пристальным наблюдением и контролем. Трудности, возникшие с городом такого размера как Грозный, состояли в том, что в нем существовало 123 дороги, ведущие из города, что делало подобную задачу невыполнимой. Войска при этом растягиваются в тонкую линию. Неоценимым средством службы на контрольных пунктах является местная полиция, при условии, что ей можно доверять.

3. Силы, занимающие город, должны иметь хорошую программу по борьбе за «умы и сердца», чтобы привлечь на свою сторону местное население. Враждебно настроенное местное население является постоянным источником разведывательной информации для противника. Нейтрально настроенное население лучше, чем враждебное, однако люди, которые чувствуют, что атакующие силы учитывают и защищают их интересы, обеспечат жизненно важную информацию для этих сил. Российские войска получали данные от местного населения, но это делали и чеченцы, и усилия последних выглядели гораздо значительнее.

4. Плохое поведение российских солдат привело к отчуждению от них населения Грозного, включая этнических русских. Российские солдаты постоянно занимались поисками продуктов питания и выпивки, и добывали ее путем продажи военного снаряжения, воровством или грабежом.

5. Силы быстрого реагирования и резервы являются важной составляющей оккупационных сил. Если все войска задействованы для удержания домов, не остается сил для противодействия спланированным одновременным атакам.

6. По мере смещения боевых действий за пределы города, выявилась тенденция располагать в городе войска, которые подготовлены слабее и вооружены хуже, чем передовые боевые подразделения. Значительно недоставало бронетехники, артиллерийской и авиационной поддержки. Эта нехватка наиболее ярко проявилась тогда, когда противник атаковал внезапно.

Статья в журнал Военная мысль, 1998 г.

Спустя примерно два года после второго сражения за Грозный и за два года до третьей операции, в авторитетном российском военном журнале «Военная мысль» появилась статья под названием «Новый взгляд на бой в городе», в которой обозначено несколько важных моментов городских операций. Статья представляет собой детальный взгляд на российскую стратегию и тактику городских боев.

В статье подчеркивается необходимость первоначального блокирования города и сосредоточения вокруг него крупных сил, оснащенных средствами психологического воздействия. Такие средства включают в себя использование ультиматумов. Во время боев в Грозном в 2000 году, российские войска распространяли множество ультиматумов в виде листовок.

Во-вторых, если мирное урегулирование невозможно, в статье высказывается необходимость проведения специальной операции для захвата города после того, как из него уйдет гражданское население. Такая операция требует использования специальных подразделений как МВД, так и Министерства обороны, например ОМОН, СОБР и спецназ ГРУ. Такие подразделения действовали как передовые отряды и заменялись чеченскими силами бывшего мэра Беслана Гантамирова.

В-третьих, необходимо оснастить войска нелетальным оружием. Очевидно, что это сделано не было. Потенциальное использование химического оружия или бомб с хлором представляло собой постоянную опасность, однако обе стороны не применяли его в значительном количестве.

В-четвертых, необходимо четко определять линию соприкосновения своих войск и противника в любых будущих действиях в городе. Для этой цели рассматривались пейджеры, однако более успешно эта задача решалась с помощью радиоизлучающих средств.

В-пятых, рекомендуется полностью использовать потенциал армейской авиации. Вертолеты и самолеты ВВС в операции 2000 года использовались гораздо шире, чем раньше.

И напоследок, наступающие войска должны понимать основы работы кабельных сетей, систем водо- и газоснабжения и других систем в городе. Это означает гораздо более серьезную предварительную работу в учебных городках, чем раньше, и проведение специальных тактических занятий. Перед входом в Чечню российские войска провели несколько учений, но неизвестно насколько эта подготовка соответствовала именно городским операциям.

Грозный 3 (январь 2000, победа российских войск)

В 1995 году российские войска двинулись непосредственно на город с минимальным артилле- рийским и разведывательным обеспечением. В 2000 году был использован качественно иной подход. Российские войска окружили город и использовали «непрямой подход», который гарантировал успех на различных уровнях. Вопреки пессимистичным оценкам большинства западных аналитиков, полный обзор российских подходов и способов ведения городских боев в 2000 году продемонстрировал, что командиры российских войск извлекли необходимые уроки и использовали опыт, полученный во время первых боев за Грозный. Если за первую операцию по взятию Грозного российские войска получили оценку «2», то за операцию в 2000 году они получили оценку «3+».

Во-первых, российские власти выиграли информационную войну в СМИ, представив свою версию событий и таким образом склонив население на сторону федеральных сил; во-вторых, подобно тому, как использовались разведчики Кита Карсона во Вьетнаме, российские военные воспользовались талантами, свя- зями и опытом Беслана Гантамирова (чеченца, бывшего мэра Грозного) и его людей (чеченской милицией) для борьбы против чеченских повстанцев в Грозном. Эти силы могли уяснять обстановку и получать такие разведсведения, которые федеральные силы не имели; в-третьих, была отдана дань уважения РПГ-7, королю городского боя. В результате бронетехника, за редким исключением, в уличных боях не участвовала. Вместо этого, танки и артиллерия были расположены на склонах холмов, окружающих город, и вели огонь оттуда. Это была российская версия «дистанционной войны», проведенной силами НАТО в Косово, но выполненная в более грубой и менее точной форме; в- четвертых, было гораздо меньше фронтальных атак. Вместо этого, разведывательные подразделения российских войск (вместе с силами Гантамирова) вошли в город и пытались локализовать узлы сопротивления. Затем по этим узлам наводился удар артиллерии или авиации; в-пятых, в ноябре российские войска начали использовать средства связи с криптозащитой, например радиостанции «Акведук». Во время первого сражения чеченцы могли легко перехватывать сообщения; в-шестых, российские войска полностью окружили город, не оставив никаких выходов, в значительной степени затруднив повстанцам пополнение запасов и выход из города для отдыха; и в седьмых, руководство российских войск при любой возможности давало возможность отдохнуть личному составу, уделяя пристальное внимание факторам боевого стресса.

Опыт российской армии в третьей операции в Грозном заключался в следующем:

1. Вместо нанесения основного удара по Грозному, первоначально российские войска вошли в пределы самой Чечни, и лишь после этого выступили на Грозный. В Чечню вошло более 100000 военнослужащих, и согласно докладам, около 50000 человек блокировали город, что составляло примерно в 2,5 раза больше сил, вошедших в Чечню в первую кампанию, и в 7 раз больше сил, вошедших в город в 1995 году.

2. Моратории на ведение боевых действий и прекращение огня, которые, по мнению военных, позволяли чеченцам перегруппировываться и пополнять свои силы в первую чеченскую кам- панию, в этот раз не вводились. Это также позволило избежать обвинений со стороны военных в адрес политиков в том, что последние украли у армии победу.

3. Использование российских войск также отличалось рядом особенностей. Во-первых, в отличие от первой кампании, с целью выявления канализационной сети, трубопроводов и других коммуникаций, тщательно изучались схемы и карты города. Большая часть офицеров имела карты, с целью подготовки штабов к входу в Чечню на протяжении 1999 года было проведено несколько командно-штабных учений. Для улучшения взаимодействия между войсками МВД и армией, на должность командующего Северокавказским округом внутренних войск был назначен генерал-полковник Леонид Шевцов. Во-вторых, из наиболее важных систем вооруже- ния применялись объемно-детонирующие боеприпасы (93-мм огнемет «Шмель» с дально- стью стрельбы 600 метров, имеющий возможность стрельбы термобарическими гранатами; и ТОС-1 — огнеметная система на шасси танка Т-72, с дальностью стрельбы до 3,5 км). Кроме того, по сравнению с первым конфликтом больше внимания получили средства разведки и РЭБ, и российские войска гораздо успешнее защищали свои каналы связи и перехватывали сообщения чеченцев. И напоследок, российские войска использовали зонально-объектовый способ огневого поражения чеченских сил, способ, который позволяет артиллерийской или минометной батарее поддерживать действия мотострелковой роты.

4. Тактика чеченцев оставалась разносторонней и гибкой. Они закрывали окна первых этажей зданий для замедления проникновения российских подразделений внутрь; с целью ограничения использования артиллерии и средств огневой поддержки российских войск сближались с ними в окрестностях города, и действовали под централизованным командованием вместо тактики «беззащитной обороны» и «организации сил на основе обстановки», как это было в 1995 году. Такое изменение являлось очевидным, поскольку российские войска отказались входить в город массированными силами. Для организации перехода между зданиями гораздо интенсивнее использовались траншеи. Чеченские снайперы располагались на «неправильных» направлениях (поскольку солдаты, входя в город, для поиска снайперов обычно осматривают окна). Огневые позиции оборудовались путями отхода и ходами сообщения. Наконец, чеченцы продолжали активно использовать портативные радиостанции типа «Моторола» и даже иридиевые спутниковые телефоны.

5. У российских войск оставались проблемы. Они заключались в отсутствии работоспособных систем опознавания «свой-чужой», ПНВ для пилотов; подходящей организационной структуры войск для ведения уличных боев и рекомендаций по ведению городских боев в военных училищах и академиях. Кроме того, имеющаяся в свободной продаже аппаратура (особенно средства связи) снижали эффективность даже сравнительно новых средств связи россий- ских войск. Совместным операциям подразделений Министерства обороны и МВД по прежнему недоставало взаимодействия и координации, даже после нескольких совместных учений. И наконец, проблемой оставалась дисциплина войск. По-прежнему у солдат можно бы- ло украсть или купить оружие, военнослужащие также плохо обращались с пленными и гражданским населением.

На протяжении последующих нескольких месяцев, было изучено еще больше уроков и выводов. Для западных стран очень важно изучить как российский, так и чеченский опыт.

Источник

Анатомия дракона

Китайская армия - это государство в государстве со своими судами, прокурорами, спецслужбами, финансистами, журналистами, дипломатами, учеными и политиками. Даже официальный бюджет этой империи перевалил за $100 млрд, реальный же больше, по большинству оценок, на 30–50%. Армия не едина, но все же осознает свои корпоративные интересы. У нее есть свои взгляды на пути развития страны и на будущее место Китая в мире. Народно-освободительная армия Китая является одним из центров принятия решений, касающихся перспектив второй экономики на планете. От настроений в ее рядах может зависеть политика китайского государства в сферах весьма далеких от национальной безопасности и международных отношений.

Китайская армия по организации своих высших органов управления не имеет ничего общего с армиями других стран мира; любые совпадения в их названиях с аналогичными структурами в России, Европе или США являются случайными и не отражают сути. В Китае, как и в других странах, есть Министерство обороны - но оно не планирует военный бюджет, не закупает оружие и не осуществляет политического руководства военным строительством. Минобороны является лишь структурой, ответственной за отношения Народно-освободительной армии Китая (НОАК) с внешним миром - как с партнерами за рубежом, так и с собственными китайскими государственными ведомствами. Неудивительно, что ключевыми департаментами этого министерства являются департаменты международного сотрудничества и миротворческой деятельности.

Реальное военное управление осуществляется Центральным военным советом Компартии Китая (КПК), конституционным прикрытием для которого является Центральный военный совет (ЦВС) КНР. Оба органа имеют идентичный кадровый состав и единый секретариат. Председатель ЦВС КНР является главнокомандующим китайскими вооруженными силами. Обычно это один из высших лидеров китайской Компартии, как правило - председатель КНР и генсек ЦК КПК, но иногда, в периоды смены власти, высший военный пост может быть отделен от высших государственных и партийных и оставаться в руках представителя старшего поколения.

Лидер третьего поколения китайских руководителей Цзян Цзэминь, уходя в 2002 году с постов генсека и председателя КНР, на два года задержался во главе ЦВС, что позволило ему проконтролировать ход передачи власти и обеспечить при этом интересы своих сторонников в высших партийных органах. Более того, сам "архитектор китайских реформ" Дэн Сяопин осуществлял руководство болезненными и рискованными реформами 1980-х, именно находясь на посту председателя ЦВС.

Значение ЦВС связано со специфической ролью армии в китайских реалиях. НОАК - это не только вооруженная сила для защиты государства и партии от внутренних и внешних угроз. Это еще и основная часть китайских спецслужб, а также немалая часть государственного пропагандистского и идеологического аппарата. Контроль над ЦВС означает контроль над основными потоками внешнеполитической и внутриполитической информации, доступ к крупным финансовым ресурсам и эффективным инструментам пропаганды - все это в дополнение к единоличному праву командовать всеми крупными военными формированиями в стране.

Помимо НОАК ЦВС имеет полномочия по командованию входящей в состав Министерства общественной безопасности (МОБ) 800-тысячной Народной вооруженной полицией (НВП), совмещающей в себе функции российских внутренних войск, а также частично полиции особого назначения, пограничной охраны и силовых подразделений ФСИН.

Любой авторитетный политик, занимая пост председателя ЦВС, автоматически становится самой сильной фигурой в Китае независимо от того, кто сидит на постах председателя КНР, генсека КПК и премьера Госсовета. То, что уходящий китайский лидер Ху Цзиньтао принял решение не сохранять за собой пост председателя ЦВС еще на пару лет, и было ключевой новостью прошедшего недавно 18-го съезда КПК. Си Цзиньпин в отличие от своего предшественника становится безусловным политическим лидером КНР с первых дней своего правления.

Помимо председателя в состав ЦВС в период подготовки к плановой передаче власти может вводиться еще одно гражданское лицо - зампредседателя, утвержденный партией наследник китайского престола. Сейчас, пока КПК не определилась с личностью будущего лидера шестого поколения руководителей (придет к власти в 2022 году), гражданского зампреда нет. Но на следующем съезде, в 2017 году, когда Политбюро ЦК КПК определится с кандидатурой преемника Си Цзиньпина, его введут в состав ЦВС, чтобы он успел войти в курс военных проблем и установить связи с армейской верхушкой.

Все остальные члены ЦВС - военные в звании генерал-полковника. Кроме двух военных зампредов в совет входят руководители подчиненных ему структур - Генерального штаба, Главного политического управления, Главного управления тыла, Главного управления вооружений. Кроме того, в ЦВС входят министр обороны, командующие ВВС, ВМС и "второй артиллерией" (ракетные войска). Главкомата сухопутных войск в Китае нет - его функции выполняет непосредственно Генштаб.

Аппарат ЦВС - весьма компактный орган, официальная штаб-квартира которого занимает всего лишь один этаж в представительском здании Министерства обороны "8–1" (1 августа в КНР отмечают день НОАК, а изображение даты "8–1" является одним из официальных символов армии.- "Власть") в западной части улицы Чанъаньцзе в Пекине. Его функциями являются подготовка регулярных заседаний ЦВС, которые проходят от одного до трех раз в месяц, и ведение документооборота председателя и зампредов ЦВС. Руководит аппаратом ЦВС военный в звании генерал-майора. В силу своей компактности ЦВС может напрямую контролировать лишь наиболее важные, стратегические вопросы военного строительства. На ступень ниже функции военного управления уже разделены между четырьмя главными управлениями, создавая подобие армейской системы сдержек и противовесов. Ключевыми главными управлениями являются Генеральный штаб и Главное политическое управление НОАК.

Генштаб

Генеральный штаб НОАК выполняет функции основного органа оперативного управления вооруженными силами. По своей структуре на первый взгляд он близок к генеральным штабам вооруженных сил других государств. Но функции его отдельных подразделений могут быть куда шире, чем у зарубежных коллег.

Генштабу подчинены две важнейшие китайские спецслужбы, играющие ключевую роль в обеспечении потребностей государства не только в военной, но и в политической, экономической и научно-технической информации. Входящие в состав ГШ разведывательные службы замыкаются на одного из заместителей начальника Генштаба. Насколько можно судить по косвенным признакам, сейчас, после прошедшей в ноябре в преддверии 18-го съезда КПК волны перестановок в китайском военном руководстве, это генерал-лейтенант Ци Цзяньго.

Второе управление ГШ НОАК, обычно именуемое ГРУ ГШ НОАК, на самом деле не является простым аналогом российского/советского ГРУ. Это вообще самая главная и наиболее влиятельная китайская спецслужба, совершенно не ограниченная рамками военной специализации. Известные американские публикации о деятельности Второго управления говорят о его полноценном участии в информационном обеспечении внешней политики КНР и даже проведении им операций влияния за рубежом. Среди таких операций - попытки осуществления финансовых вливаний в избирательные кампании устраивавших Китай кандидатов на пост президента США. Например, влиятельный демократический фандрейзер китайского происхождения Джонни Чун в 1999 году признал перед комиссией Конгресса США, что получил в 1996 году непосредственно от тогдашнего начальника ГРУ генерал-майора Цзи Шэндэ $300 тыс. для передачи в избирательный фонд кандидата в президенты Билла Клинтона. Целью, очевидно, было не влияние на исход выборов, а приобретение связей и влияния в американских политических кругах.

Второе управление имеет собственный think tank - Китайский институт международных стратегических исследований, который возглавляет бывший начальник Второго управления, бывший замначальника Генштаба генерал-полковник (в отставке) Сюн Гуанкай. Сюн Гуанкай - один из наиболее авторитетных в Китае специалистов в вопросах международной политики, ставший одним из авторов китайского варианта концепции "мягкой силы" - наращивания своей роли в мире через культурное влияние и создание СМИ на иностранных языках.

Если в СССР и современной России рассуждения о глобальном соперничестве военной и политической разведки всегда были скорее отвлеченной от жизни фантазией, то в Китае Второе управление ГШ действительно является полным конкурентом политической разведки в составе Министерства госбезопасности. При этом военная разведка, судя по всему, крупнее политической, сильнее в кадровом отношении и действует с большим размахом.

Не менее важной, но куда более закрытой структурой является Третье управление Генштаба НОАК (оно же Техническое управление и в/ч 61195). Это мощная и разветвленная структура, отвечающая за прослушивание всевозможных каналов связи и дешифрование наряду с обеспечением безопасности собственных закрытых сетей связи. Функционально Третье управление считается аналогичным американскому Агентству национальной безопасности (АНБ).

Интересно отметить, что в США, несмотря на наличие прямых законодательных запретов, АНБ периодически превращалось в канал сбора данных об американских гражданах. В Китае подобные правовые коллизии, очевидно, не могут доставить таких больших неудобств. Отдельные разведывательные функции выполняет и Четвертое управление ГШ, отвечающее за радиоэлектронную борьбу (в его сферу ответственности входит кибервойна).

Главные по политике

Вторым ключевым главным управлением является Главное политическое управление (ГПУ) НОАК. С ГПУ вооруженных сил СССР его объединяют только название и тот факт, что помимо всего прочего оно занимается и идеологической работой в войсках. Китайскому ГПУ подчинены военные суды, военная прокуратура, кадровая служба, военная контрразведка и собственная служба политической разведки. Управление направляет работу сети политкомиссаров, присутствующих в НОАК на всех уровнях - от главных управлений и главкоматов видов ВС до отдельных подразделений.

Военные редакции Центрального телевидения Китая, Центрального радио Китая и агентства "Синьхуа" являются вынесенными отделами ГПУ и подчинены прежде всего ему, а не руководству этих СМИ. ГПУ имеет также собственные мощные медиаструктуры, выстроенные вокруг газеты "Цзефанцзюнь бао" и киностудии "1 августа". Управлению принадлежат политические училища в Нанкине и Сиане и собственный институт искусств. В состав управления входит собственная комиссия по проверке дисциплины, аналогичная по задачам одноименной партийной антикоррупционной структуре.

Кроме того, ГПУ подчинены две малоизвестные, но весьма важные китайские спецслужбы. Первая из них - армейская служба безопасности (так называемое Охранное управление), отвечающая за контрразведку, а также за расследование и предотвращение политических и уголовных преступлений в армии. Эта структура с момента своего образования в 1950 году находилась в двойном подчинении госбезопасности и ГПУ и имела двойное название: Пятое управление Министерства общественной безопасности и Охранное управление ГПУ. Но в 1966 году, в год начала культурной революции, Мао Цзэдун, стремившийся опереться на армию в борьбе с партией и госаппаратом, вывел эту службу из управления МОБ и полностью подчинил военным. Охранное управление имеет в своем составе департаменты безопасности, расследований и разведки. Управление обеспечивает физическую охрану ключевого военного персонала (высшего руководства) и отвечает за содержание военных тюрем.

Подчиненность военной прокуратуры, судов и службы безопасности ГПУ делает китайскую военную верхушку трудноуязвимой для любых происков со стороны гражданского партгосаппарата. МГБ КНР не имеет серьезных полномочий по ведению оперативной работы в армии и самостоятельному расследованию правонарушений со стороны военных. В цепочку принятия решений в НОАК невозможно вклиниться извне по инициативе гражданского партаппаратчика, вырвав из нее то или иное действующее лицо в рамках криминального расследования.

В российской практике контроль органов госбезопасности над армией воспринимается как самоочевидная истина. Со времен восстания декабристов этим гарантировалась политическая пассивность военных перед лицом любых потрясений в политической жизни страны. В Китае лояльность армии по отношению к партии обеспечивается системой сдержек и противовесов внутри самой армии, интеграции генералитета в высшее партийное руководство и уникальной ролью председателя ЦВС. Однако, если появится сила, покушающаяся на роль и влияние армии как таковой, встроенная в НОАК система сдержек и противовесов может и не сработать.

Разведывательная служба, подчиненная ГПУ,- Управление внешних связей (УВС). УВС в своем первоначальном виде было создано на базе специальных подразделений ГПУ по ведению психологической войны, с успехом применявшихся коммунистами в период гражданской войны в Китае. Для того чтобы быть в состоянии проводить операции по разложению вражеских войск изнутри и осуществлению политического влияния, УВС изначально имело в распоряжении собственную глубоко законспирированную спецслужбу. Кроме того, в ведении УВС находилась работа с военнопленными, предполагавшая, по воззрениям китайских коммунистов, масштабное промывание мозгов и вербовку бывших вражеских солдат.

В 1950-е годы сотрудники УВС опробовали инновационные методики обработки пленных (сочетание психологических пыток с навязчивой пропагандой) на американских военнослужащих, попавших в плен к НОАК в ходе корейской войны или в составе экипажей сбитых над Китаем самолетов. Результаты были внушительные: подавляющее большинство пленных в той или иной мере шли на сотрудничество с китайскими коммунистами. Достижения УВС произвели глубокое впечатление на спецслужбы США и старательно изучались. Впоследствии, согласно данным New York Times, известные американцам практики УВС по промыванию мозгов и выбиванию показаний легли в основу режима содержания пленных исламских радикалов в тюрьме на базе Гуантанамо.

В последующие десятилетия УВС эволюционировало из узкоспециализированной службы по проведению психологических операций в полноценную разведку, занятую преимущественно сбором информации политического и экономического характера. Приоритетным направлением работы УВС является Тайвань, однако его присутствие отмечается во всех сопредельных с КНР странах. Самой известной из используемых УВС организаций прикрытия, по данным портала globalsecurity.org, является Китайское общество дружественных связей с заграницей.

Снабженцы

Главное управление тыла и Главное управление вооружений в китайской военной иерархии занимают существенно более скромное место, чем Генштаб и ГПУ. Главное управление тыла отвечает за капитальное строительство, транспорт, снабжение вооруженных сил продовольствием и ГСМ, финансирование НОАК, а также за систему военных госпиталей. В ведении финансового управления Главтыла находится китайский военный бюджет. В ведении Главного управления вооружений находятся заказы на вооружение и боеприпасы. Естественно, из всех главных управлений Главтыл в наибольшей степени подвержен коррупции. Прозрачности работы Главтыла, очевидно, не способствует тот факт, что собственная финансовая контрольная структура НОАК (Бюро аудита НОАК) также является структурой, подчиненной Главтылу.

В начале 2012 года Главтыл потряс крупный коррупционный скандал: в январе был арестован заместитель руководителя Главтыла и начальник управления капитального строительства и казарм генерал-лейтенант Гу Цзюньшань. Арест, по всей видимости, был связан с получением им масштабных откатов от строительных фирм, выполнявших военные заказы. Раскрытие афер Гу Цзюньшаня являлось заслугой политкомиссара управления генерал-полковника Лю Юаня, сына уничтоженного Мао Цзэдуном в ходе культурной революции китайского лидера Лю Шаоци.

Главное управление вооружений (ГУВ) было создано в 1998 году в рамках реформы системы закупок вооружений. Это наиболее слабое из всех главных управлений: оно замышлялось как единый орган для выработки требований, размещения заказов и закупок оружия и военной техники для всех вооруженных сил, но на деле обслуживает лишь потребности сухопутных войск НОАК и Народной вооруженной полиции. Флот, ВВС и стратегические ракетные войска в ходе длительной аппаратной борьбы смогли сохранить собственные управления вооружений, которые принимают основные решения по принятию на вооружение конкретных образцов техники.

Тем не менее ГУВ сохраняет роль координатора военно-технических программ и играет важную роль в руководстве важными проектами двойного назначения, например пилотируемой космической программой. Главная роль ГУВ - функция защитника интересов армии перед лицом монополистов из китайского оборонно-промышленного комплекса. ГУВ также играет ключевую роль в согласовании цен на продукцию военного назначения и в принятии решений по вопросам о торговле вооружениями.

***

Василий Кашин, Центр анализа стратегий и технологий
№47 (1001), 26.11.2012

Источник Журнал "Коммерсантъ Власть"

Иван Николаев
Мне встретился человек удивительной судьбы. По происхождению македонский албанец, всю свою жизнь он прожил в Норвегии, но побывал дважды на войне в Македонии. Попадал на войну во время своих кратковременных приездов на каникулы из Скандинавии. После этого служил в норвежских подразделениях в Афганистане, а сейчас учится на эксперта по межкультурным отношениям. Ответственность за достоверность информации лежит на собеседнике (он пожелал остаться анонимным) — проверить его рассказ практически невозможно.

— Расскажи, пожалуйста, немного о своей семье, о детстве.

— Родился я в 1985 в Македонии. По национальности албанец. Мне было 16 месяцев, когда моя семья переехала в Норвегию. Мы уехалииз-закоммунизма в тогдашней Югославии. У нас есть дом там, в Македонии. И все наши родственники живут там же. Только я с родителями и братьями в Норвегии. И мы ездим в Македонию несколько раз в год: один раз зимой, раз на Пасху, раз летом. И у нас такой злой рок — приезжать в Македонию как раз, когда тамчто-то начинается.

Как известно, между албанцами, македонцами и сербами всегда были конфликты, которые обострились в 2001–2002 годах и переросли в войну в Македонии. И как раз в то время, когда эта война началась, я был вместе с семьей там в отпуске. В моем городе Липково албанцы живут вместе с сербами. И вдруг началась война, и мы уже никак не могли уехать, потому что македонская армия блокировала все дороги, и границы были закрыты, так что никто не мог ни выехать, ни въехать. Мы попробовали прорваться, но у нас не получилось. В то же время албанцы, НародноОсвободительная Армия (NLA), начали вести партизанскую войну. И тогда все, кто мог сражаться, взял в руки оружие. Поскольку мы все в моей семье были взрослые и здоровые мужчины, то это было обязанностью для нас — помочь вооруженной борьбе. Так я попал на войну, мне было тогда 16 лет. Сперва мы доставляли партизанам оружие, которое шло из Косова.

Этот конфликт началсяиз-замноголетнего гнета. Ведь мы составляли 30 процентов населения Македонии, но они обращались с нами, как с беженцамикакими-то. Нам не давали возможности создать свой албанский университет, хотя мы были совсем не меньшинством в этой стране. Язык наш не признавали нигде, не то что официально. В полиции служили только македонцы, что было действительно ужасно, ведь они творили, что хотели. Всему этому мы и хотели положить конец. Но так как политическими методами добиться этого не получилось, то мы взялись за оружие. И поскольку тогда уже шла война в Косове, то это был самый подходящий момент начать и нам.

Мы были совсем как военные: со строевой, рапортамии т.п.У каждого было по два ствола, как минимум, и гранаты. Патронов много было. Тогда и началась настоящая война. Однажды мы взяли в плен в лесу тринадцать македонцев. Они отстали от основных сил, наверное. Мы их захватили, забрали себе их оружие.

— И что вы с ними сделали потом?

— Двое из них оказались наемниками — один с Украины, а второй из Румынии. Этих мы отвели в сторону, а остальных отправили к «голубым каскам». Тогда там служили американцы и французы. Они записали личные данные этих солдат и все, что положено, и отпустили по домам. А наемников мы отвели в отдельную комнату и допрашивали: зачем сюда приехали, как добрались, какие работы выполняли.

— Расскажи, что ты помнишь про этого украинского наемника.

— Приехал он заработать денег. Его звали Сергей. Он воевал в Чечне до этого, в Боснии, в Эфиопии как наемник. А тут мы его взяли в плен (смеется). Было ему тогда лет тридцать девять. Его мы отправили к командирам нашей освободительной армии. Не знаю, что они там с ним сделали. Скорее всего, его отправили в тюрьму под конвоем американских КФОРовцев. У нас была договоренность, что если мы приводим КФОРовцам пойманных нами наемников, то получаем от них разные материальные блага.

— Как долго ты пробыл в Македонии на войне? В какое время?

— Вся заваруха началась в феврале две тысячи первого, а в августе официально закончилась, но боестолкновения продолжились. А я пробыл там как раз с февраля по август. И ещё раз в 2002-ом, когда там произошлокое-чтодругое, почти дошло до войны. Некоторые призывали к войне, потому что наши политические требования не были выполнены. И это снова произошло во время нашего пребывания в Македонии. Никто эту войну не поддержал, мы не воевали. Но македонцы напали на нас, и мы ответили. Но это все быстро закончилось, в течение недели всего — примчались натовцы и нас разняли. Но все могло быть очень серьезно. Тут в Норвегии не показывают, что происходит там. Самое страшное, что тут люди видят — авария на дорогеи т.п.Но там смерть была обычным делом и принималась как данное.

— Твои родственники тоже прошли через всю войну и также воевали?

— Да, именно так. Мой брат был ранен. Меня тоже подстрелили. В щеку из пистолета.

— И как же это произошло?

— Понятия не имею. Шел бой. Я упал на спину, смотрю — кровь на моих руках. Пощупал себя, ранения не нашел нигде, вроде. Боли ещё не было. И тут я почувствовал кровь во рту и сплюнул ей. Не понимал ещё, откуда кровь. И тут рядом взрывается машина, и рядом со мной падает зеркало. Тут я, наконец, смог посмотреть на свое лицо — и вижу здоровую дырку во рту. Я просунул палец изнутри, и он вышел наружу. Думаю: «Твою мать!» И тогда я побежал с позиции. Вся челюсть разбита. Прибежал я в наш лазарет, а оперировали меня потом лазером американцы в своем госпитале. Тут они выяснили, что у меня норвежское гражданство, и мне пришлось рассказывать, что я вообще-тоживу в Норвегии, но родом из этих мест, и что меня тут застала война, и все такое. И те отправили меня в Германию, а потом в Норвегию.

— Что ты думаешь об исламском факторе в албанских повстанческих отрядах на Балканах?

— Нет, у нас ничего подобного не было. Из Турции приезжаликакие-то, которые хотели воевать во имя ислама, но их не пустили наши, потому что это была не религиозная война, это быланационально-освободительнаявойна, борьба за права человека. Некоторые считают, что мы хотели отделиться, создать свое государство, другие — что это была религиозная война. Но ничего подобного в действительности не было. Мы боролись только за свои права. Мы не собирались отделяться, нам незачем это. Албанцы составляют треть населения страны, что совсем не мало. Религия… Многие считают, что Балканские войны началисьиз-зарелигии. Но так думают те, кто вообще ничего не знает про Балканы. Потому что многие сотни лет люди жили в мире бок о бок: православные, католики и мусульмане. До тех пор, пока сербы не прониклись идеей экспансии на другие народы. Они все время хотели расширяться, поглощать других… Люди говорят: «Это всеиз-замусульман». Вовсе нет. Главные враги на Балканах — это хорваты и сербы, католики и православные. Так что никакого религиозного фактора. Люди спокойнее всего жили как раз в Албании. Мой отец католик, мать — мусульманка. Так что у нас нет никаких проблем. А началось все, когда Сербия начала мечтать о «Велика Србиjа». Тогда войны и начались. Все время сербам надо было больше и больше чужих земель. Вот причина, по которой Хорватия и Босния вступили в войну с Сербией, и по той же причине воевали с ними и албанцы. Все время они хотели чужого, понимаешь ли!

— Если теперь снова полыхнет на Балканах, поедешь туда?

— Ты что, без вопросов! Это мой долг, я считаю. Ведь я принадлежу албанскому народу, так что для меня это просто необходимо — защищать мой народ. И если в Норвегии будет война, я, естественно, буду защищать её.

— Помнишь ли ты первого противника, которого тебе удалось уничтожить?

— Многие, насмотревшись фильмов, думают: вот ты его видишь — и стреляешь. Но в бою все совсем не так. Враг находится на большой дистанции от тебя, и ты стреляешь туда, откуда появляется свет. Стреляешь в направлении возможного противника, как правило. С четырехсот-пятисотметров ты не можешь увидеть его лицо. А потом тебе приходит мысль: а может я убилчьего-тоотца, брата, друга, соседа, сына, мужа, любимогои т.д.И тогда тебе башню сносит. Ты думаешь: возможно, я убил больше, чем одного человека таким образом. И может быть он не хотел творить того, что сотвору каждого народа есть своя пропагандистская машина, свои заскоки. И мы не совсем чисты в этом. Но я знаю, что пропаганда, а что — правда. Вот серб из Северной Сербии приехал сюда, ходит со мной в институт — за что я должен его ненавидеть? Что он мне сделал? Очень примитивно рассуждать категориями ненависти. Ведь мы, в конце концов, все люди. И я даже думаю, что находись мы на месте сербов, может быть, мы вели бы себя так же. Большая власть, данная маленькому народу, развращает. Так было и в Албании при коммунизме. И в независимости от того, хотим мы этого или нет, они останутся нашими соседями. И если мы не перестанем воевать, спокойствие не наступит никогда на нашей земле. Посмотри на Францию и Германию. Они были врагами намного более страшными, чем мы с сербами. А теперь — сотрудничают рука об руку и жить друг без друга не могут! А ведь перебили миллионы человек с каждой стороны… А на Балканахкакие-тотысячи, для сравнения. В общем, в какой-томомент все устаканится. И люди будут жить в мире, каждый при своем мнении. ил. Странные чувства, в общем.

Помню ещё один случай. Тогда я выстрелил одному сербу в спину, когда он пытался убежать. И завалил. Он упал, закричал. И тут я вижу: его товарищи бегут к нему, чтобы оказать помощь. Я думаю: сейчас всех троих одной очередью и положу. И тут я услышал, что они говорят: «Держись, мы тебя вытащим. Потерпи, браток. Ты должен выжить, тебя дома дети ждут». Тогда я, конечно, уже не смог по ним выстрелить, дал им шанс.

— На какой дистанции это происходило, что ты слышал их разговор?

— Это была очень плотная война. Хотя мы не всегда врага видели, к счастью для него, но слышать могли практически каждое слово. Особенно хорошо слышишь, когда ты испуган.

— А с каким оружием ты воевал?

— В основном, югославский «Калашников», это был мой личный автомат. Но приходилось пользоваться и русским «калашом». А бывало, и с СВД работал. Кстати о русских. У нас был один русский. Я не знаю, платили ли ему наши командиры, или он был просто связным, но суть не в этом. Он помогал нам со всякими стратегическими штуками. Он декодировал РПГшки, например.

— Расскажи об этом русском поподробнее. Был ли он в твоем отряде?

— Нет, он работал при штабе. Особый мужик былкакой-то. У командиров быликакие-тодела с ним, но я не знаю особых подробностей. Знаю, что его называли «Доктор». Ему было в районе пятидесятишестидесяти лет. Он знал абсолютно все о подрывном деле, и вообще был специалистомэкстра-классапо военному делу как таковому. Вроде, из Мурманска он. Поэтому я с ним заговорилкак-тораз, потому что Мурманск, Норвегия, все дела… Говорил мне, что прожил в Москве большую часть жизни. Думаю, он был старый КГБшник, но точно офицер в прошлом. Он был очень близок главным командиром Албанской Освободительной Армии.

— А откуда шли деньги вам, ты знаешь?

— Конечно же от албанской диаспоры за рубежом. Они слали деньги постоянно. Банковский счет Армии был все время полон денег. Нам хватало денег абсолютно на все. У нас же границы с Косовом на севере, а на западе с Албанией. Вот из Косова шло мясо. Нам присылали разнообразную еду, оружие столько, сколько было нужно, деньги. Мы покупали у русских оружие. Абсолютно новое, в масле ещё. Его привозили в фурах. Представляешь, фура полная нового оружия!Вообще-тоэто оружие должны были продать македонскому легиону «Лава» (Львы), но у них просто не оказалось денег на тот момент, и фуры поехали обратно. Наши командиры об этом узнали, а Доктор, оказалось, был знаком с русским, сопровождавшим груз. Докторкому-тотам позвонил, и три грузовика приехали к нам. Мы им заплатили наличными и выгрузили все оружие. На фурах были поддельные немецкие номера. Но все в колонне были русскими. Какое там было оружие! Новехонькое. И новое снаряжение, новые прицелы на снайперские винтовки, бронебойные пули и чего там только не было! Это была большая удача для нас. После того, как мы получили эту партию оружия, мы взяли и удерживали шестнадцать населенных пунктов. Колонна эта, должно быть, неплохо отстегивала денег на границах в Венгрии, Сербии и т.д.

— Что ты думаешь о миротворцах оон?

— Ну, наблюдали они за обстановкой, наблюдатели же. Американцы в особенности делали очень славную работу. Так я считаю. А македонцы считают, что французы были хорошими. Я могу объяснить, почему так. К примеру, нам нужно на границу с Косовом, чтобы забрать партию оружия. Если там стояли французы, мы были очень осторожны, чтобы они нас не заметили, потому что они наши подобные действия пресекали. А если американцы — проезжай, друг, помощь не нужна? У моего командира был пистолет, подаренный американским офицером. Так что мы их очень любили. И любим.

— А сражался ты под красным флагом с орлом?

— Да. Тот же флаг, под которым сражался наш народ в Косове и в Албании. До 1912 года границы Албании включали сегодняшнюю Албанию, часть северной Греции, часть Черногории, двадцать процентов Македонии и Косово целиком. Вот какой была историческая Албания. Но после двенадцатого года, Балканской и Первой мировой войн Лондонский трактат разделил Косово, отдав его Сербии. Только тогда Сербия получила Косово. Черногория стала независимой, Греция забрала свой кусок, а Македония была создана. Ведь до этого не было никакой Македонии.

— А с тобой вместе сражались только македонские албанцы? С кем ты вместе воевал?

— Я встречал там американцев. Американских американцев, не албанцев. Обычные белые американцы, наши друзья. Они прибыли добровольцами из США вместе с албанцами — «for democracy!» Были ребята из Голландии —опять-таки, не албанцы. Двое добровольцев из Италии. Один из них погиб, Франческо. Один был профессиональный солдат из Ирландии. Воевал в ИРА раньше. Вот он приехал наемником. Эксперт по всем видам войны, оружия, всего. А у македонцев были наемники из Румынии, Украины, Болгарии.

— Расскажи про свои операции.

— Ну, мы ходили забирать партии оружия с косовской границы, оно оттуда шло нам постоянно, и с албанской границы тоже. Нас обстреливали, и мы отвечали огнем. Однажды мы набрели на большой дом. Его хозяин жил в Германии. Это было уже близко к окончанию войны. Мы пробыли в этом доме четыре дня, и вообще тогда забыли, что мы на войне. Мы только и делали, что ели и спорили, кто будет накрывать на стол сегодня. Ты на войне, а думаешь, что уже наступил мир. И тут к нам пришел новый рекрут. Он был из Скопья. Ему не терпелось побывать на войне. Мы там расслаблялись, а он все время звал нас воевать. И вот раз, мы только поднялись с постелей, и как были, в семейниках, ели, стояли и курили. Этот парниша говорит: «Пойду дежурить!» Ну, мы думаем, пускай себе идет. И вдруг он забегает обратно в дом, не может отдышаться. Мы спрашиваем, мол, что такое. Он говорит: «Там гранатами стреляют!» Мы ему: «Ты что, придурок. Мы тут четыре дня, и никто по нам не стрелял». Он говорит: «Да клянусь я!» — и тут мы слышим разрыв. Мы выбегаем на улицу прямо в одних трусах и сапогах с бананами в руках, забыв все снаряжение в доме. И тут разрывается мина прямо напротив нас, метрах в двадцати. Мы — обратно в дом, натягиваем на себя, что попало, хватаем оружие и бежим к лесу. И тут мы видим целую цепь сербов, и они начинают стрелять по нам. На наше счастье, лес был всего в десяти метрах от дома, и мы укрылись за деревьями и камнями, и только слышали шорох пуль. Тогда мы отошли к поселку, а через несколько часов увидели, как взорвался этот дом.

А этот новобранец из Скопья был убит в тот же день. Мы сидели в будке дежурного на плотине. И парень этот курил постоянно. Мы ему говорим: «Не кури ночью открыто, снайпер тебя на раз засечет», а он на это: «Я курю, когда хочу, у Бога в книгах записано, когда я умру, и это явно не сегодня»и т.п.«Ну, добро, раз так», — сказали мы ему. Он прикуривает, затягивается, и тут разлетается оконное стекло. Я говорю: «Кто окно разбил?», а парень так же стоит, как и стоял, с открытыми глазами, и вдруг валится на спину. Вся башка размозженная. Так что, курить вредно!

— По каким причинам эта война прекратилась?

— Было заключено перемирие. Албанцы получили доступ в армию, в полицию, во все официальные организации. Язык признавался официальным. Так что сегодня там все спокойно, все говорят на своих языках и живут мирно бок о бок. Македония говорит «да» независимости Косова.

— Значит, там больше не будет войны?

— Нет, сейчас нет смыслачто-тоначинать. У нас нет никаких претензий. Нам разрешили пользоваться нашим флагом.

— Какое твое мнение по Косову?

— Ну, я уверен, они провозгласят скоро независимость (беседа имела место в январе 2008 — И.Н.). Может, уже в этом месяце или в следующем. И если это произойдет, я уверен, что сербы на что-нибудьотважатся. Сперва. Но это долго не продлится, потому что там НАТО бдит. И никто уже сербов не боится. Мы знаем, как они ведут дела.

— А что, смог бы ты жить мирно по соседству с сербами?

— Отчего же нет… Если обратиться к истории, то научно доказано, документировано, что эти земли изначально принадлежали албанцам, мы были первыми жителями Балкан. Но времена изменились, пришли другие народы. Вы пришли, так живите с нами в мире… Войны и конфликты на Балканах будут продолжаться до тех пор, пока Сербия будет иметь менталитет захватчика, пока они буду желать чужих земель. Они всегда мечтали о Велика Србиjа. С начала Первой мировой войны, которую начали сербы, один из той группы националистов, которые начали эту войну, стал сербским министром внутренних дел. И вот что он сделал — сербская стратегия — он отправил множество сербских колонистов в Македонию, в Косово и в Черногорию, чтобы однажды заявить: «Смотрите, у нас есть право на эти земли, это наши земли». Вот какой у него был план. И в Боснию с Хорватией также засылал сербов, чтобы иметь потом основания отобрать эти земли. Простому человеку может показаться, что югославские войны основаны на религии и этнических взаимоотношениях. Но это неправда. Понимаешь, они борются против албанцев как против мусульман. Но мы не мусульмане, мы исповедуем три разных религии: католичество, православие и ислам. И ничего не связано с религией! Вот с босняками да, проблема. Единственное, что их отличает от сербов — религия, вот они на этом и отыгрываются. Поэтому они и говорят: «Я не серб, я мусульманин!» Но мусульмане могут быть и из Норвегии, и из России, и из Конго… Вот поэтому у босняков нет настоящей национальной идентичности.

— Почему ты сейчас решил учиться на международных отношениях?

— Понимаешь, я сам албанец из Македонии, проживающий в Норвегии. Это уже три разных культуры. Плюс к тому, я знаю английский, французский и много чего ещё. Я знаю тонкости по отношению к мусульманам, к христианам. То есть, если я буду писать письмо сербу, я буду знать, что мне следует писать, а чего не следует.

— Скажи, что тебе дала война?

— Я люблю жизнь намного сильнее. Потому что, когда ты живешь в богатой, спокойной стране, ты не задумываешься об этом. Но как только ты осознаешь, как ты любишь жизнь, все становится прекрасным. Сам воздух пахнет невообразимо прекрасно. А тот, кто уже не может дышать, очень скучает по воздуху, но он тебе этого уже не расскажет. Это как если ты узнаешь, что у тебя рак, и ты умрешь завтра. Внезапно оказывается, что водаиз-подкрана потрясающе вкусная; что дышать, оказывается, — это прекрасно; ты ощущаешь, как прекрасен сон; ты любишь все, что живой человек может делать. И как только ты все это осознаешь, это значит, что ты грустишь по войне. Неважно, как страшно и ужасно там, на войне — если ты побывал там, ты уже не сможешь от нее уйти. В любом случае ты будешь скучать по Ней. Скучать — наверное, слишком крутое слово, но… У всех война ассоциируется с чем-тоужасным. Но у Нее есть и хорошая сторона. Помощь товарищу в трудную минуту, спасение ребенка — сколько радости это приносит! Выиграть войну, поднять свой флаг над взятой высотой, сказать себе «я сделал это», изменить ход истории своими руками — вот что замечательно. Вот от чего ты будешь зависимым после войны. Вот по чему можно скучать. На войне ты учишься отличать людей — кто хороший, на кого можно положиться, а на кого нельзя. Ты видишь одного, который ест сам и делится с другими. Другого, который боится. До войны он был, может быть, большим бандитом, а тут он забился в подвал и боится. Все показывают свое истинное лицо на войне.

— О чем ты думал во время боя?

— Во время боя у тебя нет времени думать. Ты думаешь до боя и после. Я думал: вот, я воюю здесь, и я буду знаменит, меня будут уважать, когда я вернусь обратно; если мы победим, ситуация для моего народа улучшится, все станут жить лучше. Через несколько лет мы обернемся и скажем: «Посмотрите, каких успехов мы добились!» Понимаешь, ты думаешь о тех вещах, которые дают тебе мотивацию. Ничего хорошего в окопном сидении нету. Поэтому тебе нужно все время заниматься самомотивацией.

— В завершение спрошу тебя: что ты лично думаешь о сербах?

— Я ничего особенного не думаю. Но я разделяю сербский народ и сербскую политику. Это две совершенно разные вещи. Ведь у каждого народа есть своя пропагандистская машина, свои заскоки. И мы не совсем чисты в этом. Но я знаю, что пропаганда, а что — правда. Вот серб из Северной Сербии приехал сюда, ходит со мной в институт — за что я должен его ненавидеть? Что он мне сделал? Очень примитивно рассуждать категориями ненависти. Ведь мы, в конце концов, все люди. И я даже думаю, что находись мы на месте сербов, может быть, мы вели бы себя так же. Большая власть, данная маленькому народу, развращает. Так было и в Албании при коммунизме. И в независимости от того, хотим мы этого или нет, они останутся нашими соседями. И если мы не перестанем воевать, спокойствие не наступит никогда на нашей земле. Посмотри на Францию и Германию. Они были врагами намного более страшными, чем мы с сербами. А теперь — сотрудничают рука об руку и жить друг без друга не могут! А ведь перебили миллионы человек с каждой стороны… А на Балканахкакие-тотысячи, для сравнения. В общем, в какой-томомент все устаканится. И люди будут жить в мире, каждый при своем мнении.

Первые недели в Белфасте были для нас просто раем на земле. Мы патрулировали в районе шоссе Фоллс и Гросвенор и на улице Дивис. Это католический район, и мы очень тепло общались с местными жителями. В протестантские районы мы почти не захаживали. Несмотря на то, что проды1 называют себя «британцами», на нас они смотрели, прежде всего, как на сочувствующих их врагам — католикам.

Католики-мужчины, в массе своей безработные, выглядели угрюмо и здоровались, смотря исподлобья. А их жёны и дети, напротив, были очень дружелюбными. Стояла августовская жара, и эти открытые и добросердечные люди обращались к нам с такими словами: «Как служба, солдатик?», «Ваши мамы буду гордиться вами!», «Да хранит вас Бог, служилые!», «Давай, томми2, чайку насыплю, и на вот, печеньку держи!»

Мы не любили местную полицию и считали (отчасти незаслуженно), что эти ребята в Северной Ирландии совсем бесполезны. Для нас отвели зону патрулирования в рабочих кварталах — захламленных, грязных трущобах с сортирами на улице и прочими подобными прелестями — в таких райончиках большинство из нас и выросло.

На патруль мы выходили с закатанными рукавами — было жарко и тогда ещё безопасно.Кто-тоносил каски (один парень даже упал в обморок, не сняв на жаре стальной шлем), но большинство предпочитало береты. До нас доходили слухи о перестрелках в других частях Белфаста, но поблизости было тихо. Газета Дейли Миррор проводила кампанию под лозунгом «Отомкните штыки!», призыву которой мы и последовали. Но в воздухе уже витало ощущение, что наше спокойствие подходит к концу.

И уже совсем скоро, увы, время чаепитий, печенек и подносов с бутербродами для нас закончилось.

Сержант Рой Девис, Королевский валийский полк, 1969

В те мрачные дни, когда закон и порядок в Ольстере рушились буквально на наших глазах, нас вызвали в полицейский участок на Спрингфилдском шоссе. Прибыв на место, мы не обнаружили ни одного полицейского — все просто сбежали, не будучи в силах справиться с разгулом анархии на улицах города. Зато печально известные вспомогательные военизированные формирования полиции,Б-спецы, гремели на всю округу — они рыскали по городу, уничтожая всё и всех на своём пути.

Мы увидели старушку, которую в инвалидной коляске катил кудато её внук. Она не переставая рыдала, всё тело её было залито кровью. Внук сказал, что это озверевшие Б-спецынапали на бабушку и избили её. Этигоре-полицейскиебыли полностью неконтролируемы.

Я помог довезти бабушку в укрытие полицейского участка и прошептал ей: «Теперь Вы в безопасности». Мы обработали ей раны и оставили у себя.

В тот же день один наш боец получил ранение из дробовика12-гокалибра, но, к счастью, ранение оказалось не столь серьёзным, он полностью восстановился. Я думаю, тот боец стал первым британским солдатом, раненым из огнестрельного оружия в этом конфликте. И я почти уверен, что ранил егокакой-то Б-спец. Позже мы взяли их под контроль, но тогда они творили, что хотели.

Одна картина никак не выходит у меня из головы: сотни католиков, в основном женщины и дети, живой рекой тянущиеся мимо нашего расположения в сторону спасительного убежища — своей церкви, стоящей ярдах в пятидесяти за полицейским участком. Тогда я просто не мог поверить своим глазам — такое громадное количество домов горело, дым и пламя были повсюду. Наш командир сказал, что отныне мы выполняем роль полиции, но не должны забывать о том, что в первую очередь мы всё-такисолдаты.

В ту ночь я стоял в карауле у входа в участок, когда внезапно прямо на меняоткуда-тосо стороны домов, стоявших напротив, выбежала женщина с перекошенным лицом, а за ней бежал осатаневший мужчина, размахивая разделочным ножом. Женщина спряталась за мою спину, ища защиты, и вскрикнула: «Он хочет убить меня!» У меня в руках былпистолет-пулемёт, и я, передёрнув затвор, навёл его на «мясника» и крикнул: «Стоять! Ещё шаг — я стреляю!» Он что-тонечленораздельно прокричал, потом выматерился, развернулся и исчез. Я отвёл бедную перепуганную женщину в здание и вернулся на пост.

Продолжение

Илья Плеханов

Мы сидим с Францем в аэропорту Дубаи. Франц — мой старый друг с голландскими корнями — в свое время бежал из Южной Африки от лихого постапартеида и осел с семьей в Найроби. Я не видел его лет 8, и вот случайно мы встретились во время транзитного ожидания своих рейсов. Франц уже не живет в Найроби: «Той славной Кении, увы, больше нет. Теперь лишь криминал, наркотики, мигранты, разрастающийся сомалийский «Маленький Могадишо» под Найроби, хуже отношение к белым. Конечно, это - не Южная Африка и не Зимбабве, но жить с семьей там стало совершенно бесперспективно. Да ещё и эта операция в Сомали, проклятые исламисты с бесконечными терактами».

Франца понять можно. Только за последние дни в Найроби был взорван гранатой мини-автобус, в городе прошли погромы, этнические столкновения с сомалийцами, в граничащей с Сомали провинцией исламисты убивают солдат кенийской армии и кидают гранаты в церкви, в городах идут аресты и зачистки. И так уже почти год.

До недавнего времени в Кении было не так много терактов, самые громкие из них связывали только с зарубежными организациями и с чужими проблемами, в частности с Организацией Освобождения Палестины (ООП) и Аль-Каидой. В 1980-м ООП взорвала отель в отместку за помощь Кении в израильской операции в Уганде. В 1998-м году террористы Аль-Каиды взорвали посольство США в Кении, а в 2002-м атаковали отель в Момбасе, принадлежавший израильтянам, и попытались с помощью ПЗРК сбить израильский гражданский борт. Но с 2011 года, и особенно после вторжения Кении в Сомали, началась непрекращающаяся серия мелких терактов, убийств и похищений, как инспирированная сомалийской Аш-Шабаб, так и обусловленная ростом радикального ислама во всем мире в целом.

История развития радикального ислама на начальном периоде в Кении была напрямую связана с этнической принадлежностью. Сразу после получения независимости Кении от нее попытались отделиться сомалийцы, проживающие в Северо-Восточной провинции, граничащей с Сомали. В стране в 1963—1968 годах приобрело широкий размах повстанческое движение этнических сомалийцев, которое в итоге с большим трудом было жестоко подавлено, а в провинции объявлено почти на 30 лет особое положение, что лишь привело к обособлению сомалийцев и росту антиправительственных настроений среди них. В 70-х миссионеры из Саудовской Аравии активно пытались обратить мусульман Кении, которые составляют около 9-10% (4,3 миллиона человек) населения страны, в салафизм. Это придало исламу в Кении консервативные черты и нетерпимость. Следующим витком радикализации стала деятельность в 90-х годах сомалийской организации аль-Иттихад аль-Исламийя, которая рекрутировала кенийских граждан сомалийского происхождения на джихад и собирала средства в мечетях. В 96-м году организация была практически разгромлена Эфиопией, а ее выжившие лидеры перешли «на работу» в Союз исламских судов и позже в Аш-Шабаб.

Как только в октябре 2011 года Кения объявила о начале вторжения в Сомали и борьбе с Аш-Шабаб, в Кении развернулась террористическая деятельность. Гранаты исламистов полетели в церкви, пабы, автобусные остановки, полицейские участки. Акты насилия сопровождались радостной реакцией и угрозами эскалации со стороны кенийских мусульман из Найроби в Интернете. Зерна террора упали на хорошо возделанную почву. С 2007 года Аш-Шабаб вела свою пропагандистскую деятельность в Кении, практически и не скрывая этого, на что с раздражением властям Кении указывала уже даже и ООН открытым текстом.

Годы хаоса в Сомали, начиная с 90-х, привели к росту потока беженцев и мигрантов в Кению. Помимо приграничных территорий многие из них осели в пригородах Найроби, и самым важным и многочисленным центром сосредоточения сомалийских беженцев и выросшего нового молодого поколения мусульман стал пригород Истли, он же «Маленький Могадишо». Район бедный, со множеством молодежи, безработицей и отсутствием перспектив. Это — благодатная почва для пропаганды. Молодые же новые радикальные шейхи убеждали молодежь в нескольких вещах: что кенийская власть намеренно терроризирует мусульман, не дает им подняться из нищеты, притесняет, лишает будущего, что кенийская власть третирует по этническому принципу сомалийцев, что умма поможет материально всем своим братьям и что единственное светлое будущее в итоге за мировым джихадом.

Главным центром вербовки исламистов в таких условиях стали три мечети в Истли, расположенная неподалеку мечеть Пумвани Рияда и созданный при ней в 2008 году Исламский молодежный центр, в которых распространялась экстремистская литература, велись радикальные проповеди, транслировались проповеди известных в Африке джихадистов, собирались средства на джихад, вербовались рядовые боевики для отправки в Сомали и готовились доморощенные террористы.

Исламский молодежный центр со временем набрал силу и открыл свои филиалы в других провинциях Кении, а в Сомали его боевое крыло насчитывало до недавнего времени от 250 до 500 бойцов. Одним из лозунгов центра и мотивирующим допингом для отправки на войну в Сомали стала строка из исламистского стихотворения «От Найроби до рая — всего лишь одна поездка на такси».

Помимо этнических сомалийцев в ряды джихадистов удавалось завлечь и местную кенийскую молодежь. Это было важно, так как именно они в силу фенотипа могли оперировать без привлечения внимания в Кении (в отличие от сомалийцев по происхождению) и также им было проще через границу вернуться из Сомали с боевым опытом и применить его уже в Кении. До молодых кенийцев доносилась простая мысль, что Кения — законная цель для мусульман, так как власти Кении сотрудничают с Израилем и США и притесняют ислам.

Более того, Евангелический Альянс Кении сообщал, что исламисты вербуют в свои ряды и христиан. «Это недавние новообращенные, которые используются для того, чтобы взрывать церкви, — сказал пастор Веллингтон Мутизо. — Это не представители сомалийцев, народности Боран или общин Суахили, среди которых есть много мусульман, но другие племена, которые придерживались Христианства». «Мы чувствуем, что те, кто нападает на нас, являются «нашими», которые лишь недавно перешли в ислам, — добавил пастор Давид Гатханжу, глава Пресвитерианской церкви Восточной Африки. — Именно поэтому трудно идентифицировать их мерами безопасности».

И здесь необходимо отметить, что агитация велась в мечетях Истли и Исламском молодежном центре в том числе и на суахили, а не только на сомалийском или арабском языках, то есть аудитория была обозначена четко - все коренные граждане Кении, а также Танзании и Уганды, а не только сомалийцы (коих в Кении от 500 тысяч до 2 миллионов, по неофициальным данным). Таким образом радикальный ислам в Кении вышел за пределы сомалийской этнической группы и стал общегосударственным фактором.

Кенийские силовики ответили на вызов арестами, ликвидацией видных деятелей радикального ислама и зачистками в провинциях и в мечетях, что вызвало массовые протесты и беспорядки, озлобило исламистов ещё больше и вынудило уйти из известных крупных мечетей в подпольные медресе и домашние мечети.

Уход исламистов в подполье, ряд экономических и межэтнических проблем в Кении, наличие сосредоточенных в важных экономических и прибрежных зонах сильных арабских и сомалийских диаспор (которые зачастую более лояльны своему этносу и странам происхождения, чем кенийским властям), бюрократия, эпическая коррумпированность всей системы, неподсудность чиновников и силовиков, их бегство за границу в случае обвинений в коррупции, нерасследованные дела по громким убийствам, симпатии к исламистам среди высокопоставленных чиновников и бизнесменов, невозможность проведения эффективной силовой контртерростической операции в провинциях с мусульманским населением, списывание исламистких террористических актов на бытовой криминал, боязнь властей перед мусульманским недовольством, прозрачность границы с Сомали и сотрудничество Кении с США делают эту страну очень привлекательной и благодатной почвой для усиления радикального ислама, роста исламистской террористической активности и повышает шансы «сомалийского» сценарии развития событий в Кении. До недавнего времени Кения считалась относительно «тихой гаванью» Африки, да и сегодня назвать её оплотом исламизма или погружающейся в хаос страной безусловно нельзя, но мир в наши дни меняется слишком стремительно.

Источник

С некоторых пор в Германии проходит дискуссия об изменении государственной политики по отношению к ветеранам, начатая по инициативе Министерства обороны. Глава этого ведомства, Томас де Мезьер (ХДС), в апреле с.г. представил Комитету по обороне бундестага доклад «Политика бундесвера по отношению к ветеранам».

По традиции ветеранами в Германии называют участников двух мировых войн. Теперь военное ведомство ФРГ предлагает распространить заботу о ветеранах на участников всех зарубежных миссий бундесвера, как это принято в других странах НАТО, где давно называют ветеранами участников всех вооруженных конфликтов после 1945 года.

В США, например, ветеранами называют бывших военнослужащих независимо от того, принимали они участие в военных действиях или нет, а департамент по делам ветеранов – второе по численности штата министерство в администрации США. В Великобритании существует множество организаций и учреждений, курирующих ветеранов; пять лет назад была организована единая организация Ветераны Великобритании (Veterans-UK), объединяющая эти союзы. В Германии организация, защищающая права бывших участников зарубежных миссий, была создана в августе 2010 года. Она называется Союз немецких ветеранов и выступает от имени «молодых ветеранов», акцентируя внимание на оказании медицинской помощи, поскольку, по мнению руководства этой организации, Министерство обороны в ряде случаев действует слишком бюрократически.

Изменения в конституцию, дающие право направлять добровольцев на войну за пределы Германии, были внесены 12 июля 1994 г., но фактически начало участия в военных действиях за границей относится к 1991 г. За двадцать лет в зарубежных миссиях приняли участие более 300 тысяч немцев, погибли 100 человек. В настоящее время количество военнослужащих, участвующих в этих миссиях, составляет 6,5 тысяч человек, в том числе 4,7 тысячи – в Афганистане.

Конкретно министерство предлагает принять меры социально-реабилитационного, а также сугубо пропагандистского характера. В частности, ежегодно отмечать новую дату – День ветерана. Такую идею Т. де Мезьер впервые высказал в ходе своего февральского 2012 года визита в США. Он заявил тогда, что Германии следовало бы ввести такой день, подобно другим странам НАТО и упомянул в качестве возможной даты ноябрь, когда в память жертв двух мировых войн отмечают так называемый День народной скорби. Это не выходной: каждый год дата смещается, ее назначают на воскресенье за шесть недель до Рождества Христова; получается примерно середина ноября. Как правило, в этот день не разрешено устраивать публичных увеселительных мероприятий, в немецких  городах и коммунах возлагают венки к монументам погибших. В торжественной печальной обстановке проводится специальное заседание бундестага с выступлениями депутатов, исполнением национального гимна и песни  Потери немцев в годы Первой мировой войны составили 2 миллиона убитых и 100 тысяч раненых; во Вторую мировую войну – 3,1 миллиона убитых и 1,2 миллиона раненых.

Однако предложение заменить День скорби новым памятным днем немецкая общественность сочла неприемлемым. Предложение де Мезьера, в самом деле, оказалось бестактным. Не только потому, что нелепо сравнивать мировые войны с конфликтами послевоенного периода – хотя бы по потерям.  Дело еще и в том, что День народной скорби однажды в немецкой истории уже переименовывали, причем делали это национал-социалисты. Впервые память погибших в Германии почтили вскоре после окончания Первой мировой войны, в 1920 году. С 1922 года этот день был установлен как официальная памятная дата. С приходом к власти Гитлера День скорби переименовали в День памяти героев, и закон рейха от 1934 года постановил чтить в этот день не только жертв Первой мировой войны, но и  погибших членов национал-социалистической партии. После окончания Второй мировой войны в Западной Германии дату Дня народной скорби перенесли; впервые ее отметили в 1950 году. В ГДР тоже чтили память погибших, но не немцев, а жертв фашизма.


После критики де Мезьер предложил объявить Днем ветерана 22 мая, привязав эту дату к утверждению в конституции положений о вступлении ФРГ в НАТО. Как указывается в его докладе, в этот день в центре общественного внимания окажутся все те, кто нес незаменимую службу во благо общества в рядах бундесвера.

Между тем многие в Германии отказываются разделять то мнение, что зарубежные миссии бундесвера, а точнее – действия НАТО, которые давно вышли за рамки статьи 5 устава Североатлантического договора, хоть сколько-нибудь на пользу обществу. Однозначно на это не отвечают и создатели фильма «Зарубежная миссия», который немецкие кинематографисты снимают в Марокко. Как сложилась бы жизнь простых афганцев, не будь у них в стране иностранных солдат? Какую цену могут платить страны, называющие себя демократическими, за проводимую ими политику военной оккупации?

Свободная демократическая партия, которая в коалиции с христианскими демократами формирует нынешнее федеральное правительство, в своем предложении насчет будущего Дня ветерана предлагает другую дату – 2 апреля, в память о двоих солдатах, погибших в этот день 2010 года в Афганистане.

Против новой политики в отношении ветеранов выступила оппозиция. Если Министерство обороны действительно хочет помочь бывшим солдатам, пусть улучшает их социальное обеспечение, а не занимается чествованием, заявляет Левая партия. Зеленые считают, что инициатива должна идти снизу, а не спускаться из министерства. Такую же позицию занимают и социал-демократы: не назначать день памяти, а вместо увлечения символами проработать эффективную социальную программу.


Инициативы правительства ФРГ по поддержке «молодых ветеранов» направлены в конечном счете на пропаганду войны, а ещё точнее – на преодоление антимилитаристских настроений в обществе и разрушение памяти о нацистских преступлениях.

Источник