Глава 8
- А ты резкий парень, - плешивый протянул мне мокрую тряпку, которую я тут же приложил к большой пульсирующей шишке на затылке. – Только хотел предупредить тебя, чтобы не дергался, а ты уже свой револьвер выудил. Хорошо, что Жанна глупостей наделать не дала.
- Тяжелая рука… у Жанны, - протянул я, морщась при ощупывании опухоли.
- Не жалуюсь, - рыжая толстуха стояла в метрах пяти от меня, усаженного на деревянную лавку в какой-то плохо освещенной комнате, отчего лицо её приняло кровожадный оттенок. – Только дернись, и я тебя вообще прибью.
- Она не шутит, - без тени улыбки подтвердил плешивый. – Жанна в России была чемпионкой по метанию ядра и у неё, как у вас говорится – поставлен удар.
- Что, тебе уже доставалось? – ехидно заметил я, но очкарик сделал вид, что не расслышал подкол.
- Твоё оружие мы пока у себя подержим, ты не против? А то мало ли…
- Что за мент? - кивнул я на сидящего в сторонке на табурете полицейского, мнущего в руках большой фонарь-дубинку.
- Это Люк, наш человек. Он не будет тебя арестовывать.
- По-русски то он понимает?
- Не мноогоо, - не отрывая взгляда от фонаря с диким акцентом сообщил коп. Я только сейчас более-менее его разглядел. Широкий торс, крепкие, явно накаченные руки, и индифферентное, безразличное до всего происходящего вокруг, белобрысое лицо. – У мееня жеена былаа из России. Из Кииеваа.
- Это Украина, - машинально поправил я.
- Россиия, - не отступал Люк.
- Хрен с тобой, Россия, так Россия. Со мной-то что будешь делать?
- Сеейчас Дик приеедет и решиим.
- Кто такой Дик?
- Он скоро будет, - вновь взял разговор в свои руки плешивый.
- Тебя хоть как зовут, гордый сын польского народа?
- Что, так заметно, что я поляк? – делано изумился очкарик.
- Акцент у тебя специфический, трудно спутать, - кисло улыбнулся я.
- Янек, можешь звать меня так или просто Яном.
- Как героя из «четырех танкистов и собаки»?
- Да, именно так.
- Ну а меня можете звать…
- Мы знаем, кто ты такой! – зло перебила меня Жанна. Моё присутствие её явно нервировало. – Убийца, душегуб и урод!
Не успела она придумать, чем еще меня оскорбить, как в темном окне мелькнул свет фар подъезжающего автомобиля, и через минуту к нам в комнату вошел, смахивая воду с дорогой кожаной куртки, невысокий, но крепкий лысый субъект. Мельком взглянув на меня, он поинтересовался у Янека на чистом английском языке о детях. По крайней мере слово «babies» я узнал. Очкарик что-то быстро ему заговорил, местами давая голос толстухе.
Их разговор длился не долго, через несколько фраз Жанна выхватила из складок своей одежды мобильный телефон и начала куда-то названивать. Несколько коротких звонков и она, как полноправный сержант, доложила своему командиру о выполненной работе. Было забавно наблюдать со стороны за соблюдением этой своеобразной субординации.
- Сейчас Вику увезут, - вновь на русском обратился ко мне Ян. – Хочешь попрощаться?
- Куда увезут?
- К родителям. Настоящим. Заказ давно оплачен, и сегодня до рассвета её нужно попытаться успеть вывезти из Норвегии.
- Как?
- А это не твоего ума дело! - не смогла смолчать бывшая метательница ядра.
- Жанна, не начинай! Лучше подготовь машину, - перебил её Янек, и рыжая бестия, фыркая, вышла из комнаты прочь. Когда её могучее тело скрылось за дверным проёмом, поляк махнул мне рукой. - Пойдём.
Мы вышли в темный, освещаемый лишь одной тусклой лампочкой гараж, где на заднем сидении БМВ, словно ангелочки, спали умаявшиеся за день дети. Я с грустью смотрел на эти счастливые в сонном беспамятстве мордашки, и представлял лицо той, единственной моей девочки, которое уже никогда я в этом мире не увижу. Мои кулаки мгновенно сжались, желваки заиграли на моих висках, вновь захотелось крушить и рвать всё, что попадется в руки.
Выдохнув, я попытался успокоиться, глядя на красивые личики детишек. Но тут по лицу Фати прошла волна, с него моментально сошла с улыбка. Девочка начала крутиться и вертеться, вскрикивая от ужаса, увиденного во сне. И как по команде кричать начали все. Несколько секунд и крик превратился в плачь. Что-то, практически про себя, бормоча, дети переживали ужасный кошмар.
Я взял ближайшую ко мне Вику и прижал к груди. Девочка, на секунду открыв глаза, улыбнулась, и, прошептав: «Дядя Витя», уткнулась в меня, тут же успокоившись. Успокоился и я.
Неожиданно рядом оказалась Жанна. Нырнув на заднее сидение «бехи», она запела удивительно мелодичным голосом колыбельную, одновременно поглаживая малышей по головкам, каждым движением принося им покой и умиротворение. Не прошло и двух минут, как в автомобиле раздавалось дружное сопение.
- Давай мне её, - прошептала толстуха, выбравшись наружу. – Нас уже должны ждать.
- Кто?
- Это не моя тайна, - на удивление миролюбиво ответила Жанна, принимая на руки девочку. – Если Ричард решить тебя во всё посвятить, то ты и так всё узнаешь.
- Не задерживайся, - обратился к ней Ян. – До утра надо будет придумать, где укрыть детей.
- А по Акселю, разве еще не решили?
- Нет. Родители пока деньги на него собирают, у них по плану время до послезавтра было.
- Значит надо торопить. После выходки этого, - Жанна кивнула на меня, - рядом с малышами находиться опасно.
- Какие деньги, какой выкуп? Вы о чем вообще?
- Сейчас всё поймешь, пойдем к Дику.
Дождавшись отъезда рыжей бестии вместе с Викой на Рендж Ровере, мы вернулись в полутёмную комнату, изображающую здесь офис, где тихо между собой переговаривались лысый тип и коп. Увидев нас, они резко замолчали, а лысый указал рукой на туже скамейку, на которой я до этого и сидел.
- Янек, я не понял, вы что, детей продаёте? – проигнорировав жест «босса» я остался стоять в дверях.
- Нет, конечно. Мы детей возвращаем родителям. Настоящим родителям.
- Предварительно собрав с них лишнюю сотню шекелей?
- А как иначе? – искренне удивился поляк. – Чтобы ребенка вернуть, его для начала надо из приёмной семьи украсть. А это уголовное преступление. Плюс ребенка нужно из страны вывезти, а это тоже не так легко. Родители просто оплачивают нашу работу, наше время и наш риск, вот и всё.
- Ну вы и барыги, на чужом горе наживаетесь, - я сплюнул под ноги, продемонстрировав всё презрение, на которое был способен.
- Кто наживается? Мы? – Ян впервые за эту ночь потерял самообладание. – Мы все, как и ты лишились своих детей, своих близких. И ты еще смеешь нас упрекать за то, что мы помогаем остальным?
- За деньги? Естественно помогаете. Чего бы за них не помочь?
- Заткнись, - прошипел Янек. – Еще раз так скажешь, и я за себя не отвечаю.
- Что скажу? Что вы алчные твари, делающие бизнес на детях?
Что произошло, я даже и понять не успел. Вот рыжий, плешивый поляк стоял в метре от меня, и вот я уже лежу на грязном полу, а он, оседлав меня, пробивает мне кулаком по лицу. Пробивает четко, резко, методично. Спасло меня только то, что полицейский, вместе с лысым типом, вмешались, и оттащили взбешённого очкарика от меня.
- Ты нааверноее не праавильноо пооняал, - сказал Люк, помогая мне подняться. – Сядь, мы сеейчас тебее всё объяасниим. Держии.
Я принял из его рук платок и проложил к разбитому носу, усевшись всё же на указанную скамейку.
- Чтоо, не ожидаал от Яна? Маало кто ожидаает, - нагло ухмылялся полицейский, глядя на меня, останавливающего кровь, пока Дик, чуть вдалеке экспрессивно что-то внушал Янеку.
- Ян, - громко сказал я, так что они оглянулись в мою сторону. – Ты хотел мне о чем-то рассказать? Я тебя слушаю.
Поляк молча подошел ко мне и встал напротив. Было видно, что до конца он так и не успокоился.
- Это Норвегия. А что ты знаешь о Норвегии? – начал он издалека.
- Викинги. Фьорды. Лосось.
- Норвегия – это дыра на карте мира. По крайней мере, была дырой до конца Второй Мировой Войны. Городов как таковых не было, население веками жило на изолированных хуторах у небольших, пригодных для земледелия, землях. Хутора были изолированы друг от друга до такой степени, что в жены было проще брать сестер или дочерей, чем идти свататься на другой хутор.
- Ну, ты мне об этом еще в машине говорил.
- Так вот, когда в середине двадцатого века норвежцы нашли нефть и газ, они из нищих крестьян в один миг стали богатейшими людьми в Европе. Но повадки свои не поменяли, а наоборот, стали их пестовать.
- В смысле?
- Гомосексуализм, зоофилия, педофилия, женская эмансипация, доходящая до идиотизма.
Рядом возник Ричард с бутылками пива в руке. Одну из них он предложил Янеку, а одну мне. Ян, отхлебнув несколько раз, успокоился окончательно и продолжил.
- Но это привело к печальному итогу – резко упала рождаемость. Хотя чего удивляться, если в детских садах здесь детям читают сказки, как принц влюбился в принца, а принцесса любит другую принцессу, - поляк опять отхлебнул из бутылки.
- Ты шутишь? Что за бред? Зачем этому учить детей?
- Потому что у власти здесь – уроды. Лисбаккен, бывший министр по делам детей открыто заявлял, что он гей, и хочет, чтобы все дети были такими же как он*.
---
* Реальное заявление Лисбаккена, министра по делам детей в Норвегии звучит так: "Я — гомосексуалист. Я хочу, чтобы все дети страны были такими, как я"
---
- Не может быть…
- Может. И это еще не самое страшное. Самое страшное, что свои демографические проблемы правительство Норвегии решает через эмигрантов. Точнее через натурализацию детей эмигрантов. Желательно белых детей.
- В смысле…
- Да. Создана специальная служба Берневарн, которая отбирает детей у плохих родителей. Отбирает без всяких решений судов и документов, просто по анонимному звонку или заявлению случайного прохожего. Никакой бюрократии, ведь у различных отделений Берневарн имеется план по изъятию и ведется соревнование, кто больше детей изымет. Поэтому причиной лишения родительских прав служит любая мелочь, например то, что ты слишком сильно любишь своего ребенка, или заставляешь его делать школьное домашнее задание.
- Я слышал про такое, но не всё же так плохо?
- Всё еще хуже. Правительство вкладывает в сектор «защиты детей» почти треть своего бюджета, а это огромные деньги. Тут крутятся миллиарды евро. Отстроена целая структура из частных детских садов и школ, исправительных воспитательных центров, поликлиник, психиатрических лечебници просто приемных родителей, которым за содержание ребенка платят приличные деньги. А за содержание детей-инвалидов – платят еще больше, поэтому часто малышей просто калечат, чтобы заработать. Ну и про традиционную здесь педофилию не забывай. Как говорят в США - ничего личного, просто бизнес, - Ян залпом допил, наконец, пиво, и потухшим взглядом смотрел куда-то чуть выше меня. – Это бизнес настолько прибылен, что его на корню скупил один лондонский инвестиционный фонд, структурное подразделение Bank of America.
- Охренеть…
- Теперь понимаешь, что просто идти против системы тут очень опасно? Когда крутятся такие деньги – всех несогласных попросту перемалывает. Поэтому мы и вынуждены брать с родителей аванс, для организации похищения детей.
- А зачем вы этим вообще занялись?
- Зачем? – поляк на секунду задумался. - Понимаешь, не ты один понёс утрату. Да, мы знаем о тебе практически всё, что известно полиции, спасибо Люку. Тебе повезло, что ты влез в ту семью, за которой мы уже давно наблюдали. Заказ на Вику поступил месяц назад, и мы тщательно прорабатывали план. А тут появился ты и спутал все карты. Потеряв дочь, ты решился на убийство, мы же пошли другим путём.
- Почему?
- А что изменит убийство рядовых винтиков этой сложной машины? Ты убил этих, но их еще сотни тысяч. Всех не убьешь.
- Значит надо метить в верхушку.
- Ты про Брейвика слышал? – скептически усмехнулся Ян.
- А он тут причём? Он же против исламских эмигрантов выступал?
- Больше верь газетам и телевизору. Если он был против эмигрантов, то почему не убил ни одного из них?
- Не знаю, - честно ответил я. – Этой темой вообще не интересовался. У меня своих проблем в то время хватало.
Ричард вновь выдал нам с Янеком по пиву и устроился рядом с поляком, внимательно глядя на меня.
- Брейвика в четыре года изъяли из родной семьи, и в четыре же года в первый раз изнасиловали. По различным оценкам, всего до совершеннолетия. Он подвергался насилию больше сотни раз.
- А причем тут расстрел какого-то молодежного лагеря?
- При том, что он убивал членов Рабочей партии Норвегии, стоящей у руля государства уже не одно десятилетие, а Берневар любимое детище этой партии. И что?
- В смысле? – я открыл новую бутылку.
- Ты про это знал, до общения с нами?
- Нет.
- Вот именно. Реальные его мотивы завуалировали под месть эмигрантам, а реальные проблемы заретушировали. И всё идет попрежнему.
- И что делать?
- Что и мы – спасать детей и возвращать их родителям. Потому что своих нам уже не спасти. Мы опоздали, - Ян грустно поглядел на свои руки. – Вон Люк, женился на девушке из Киева, по имени Галина. Любил. Носил на руках. Она родила ему троих замечательных детишек. И жили бы они и дальше счастливо, но кто-то из соседей донёс, что она на детей прикрикивает. Пришли соцслужбы, попытались забрать детей, пока Люк был на работе. Но Галина силой выставила их из дома, погрузила детей в автомобиль и попыталась уехать куда подальше. За ней организовали погоню. И в результате она не справилась с управлением и вылетела с дороги прямо в один из фиордов. Никто не выжил.
Сам Люк сидел в этот момент, чернее тучи, молча слушая рассказ поляка.
- Или вот Ричард, - Ян кивнул на лысого соседа. – Пятнадцать лет назад перебрался сюда с шестилетней дочерью. Жена за год до этого умерла от рака, и они попытались поменять обстановку, чтобы легче перенести утрату. Здесь в одной из закусочных какой-то урод полез маленькой девочке под юбку прямо на глазах у отца. Ричард сорвался и затоптал педофила до смерти, в результате загремев в местную тюрьму на двенадцать лет. Пока он сидел, его дочь пошла по рукам, и когда ей было тринадцать – она покончила с собой. Не смогла вынести всего, что с ней произошло.
Янек только сейчас откупорил новую бутылку, приложился к ней, задумчиво глядя на меня.
- Теперь ты понимаешь, что каждый из нас испытал ровно то же, что и ты. Мы отлично понимаем тебя. И поверь, я всё бы отдал, чтобы лично выпустить кишки тому, кто сделал из моего сына инвалида, сломав ему позвоночник ради пары тысяч евро в месяц.
- А ты резкий парень, - плешивый протянул мне мокрую тряпку, которую я тут же приложил к большой пульсирующей шишке на затылке. – Только хотел предупредить тебя, чтобы не дергался, а ты уже свой револьвер выудил. Хорошо, что Жанна глупостей наделать не дала.
- Тяжелая рука… у Жанны, - протянул я, морщась при ощупывании опухоли.
- Не жалуюсь, - рыжая толстуха стояла в метрах пяти от меня, усаженного на деревянную лавку в какой-то плохо освещенной комнате, отчего лицо её приняло кровожадный оттенок. – Только дернись, и я тебя вообще прибью.
- Она не шутит, - без тени улыбки подтвердил плешивый. – Жанна в России была чемпионкой по метанию ядра и у неё, как у вас говорится – поставлен удар.
- Что, тебе уже доставалось? – ехидно заметил я, но очкарик сделал вид, что не расслышал подкол.
- Твоё оружие мы пока у себя подержим, ты не против? А то мало ли…
- Что за мент? - кивнул я на сидящего в сторонке на табурете полицейского, мнущего в руках большой фонарь-дубинку.
- Это Люк, наш человек. Он не будет тебя арестовывать.
- По-русски то он понимает?
- Не мноогоо, - не отрывая взгляда от фонаря с диким акцентом сообщил коп. Я только сейчас более-менее его разглядел. Широкий торс, крепкие, явно накаченные руки, и индифферентное, безразличное до всего происходящего вокруг, белобрысое лицо. – У мееня жеена былаа из России. Из Кииеваа.
- Это Украина, - машинально поправил я.
- Россиия, - не отступал Люк.
- Хрен с тобой, Россия, так Россия. Со мной-то что будешь делать?
- Сеейчас Дик приеедет и решиим.
- Кто такой Дик?
- Он скоро будет, - вновь взял разговор в свои руки плешивый.
- Тебя хоть как зовут, гордый сын польского народа?
- Что, так заметно, что я поляк? – делано изумился очкарик.
- Акцент у тебя специфический, трудно спутать, - кисло улыбнулся я.
- Янек, можешь звать меня так или просто Яном.
- Как героя из «четырех танкистов и собаки»?
- Да, именно так.
- Ну а меня можете звать…
- Мы знаем, кто ты такой! – зло перебила меня Жанна. Моё присутствие её явно нервировало. – Убийца, душегуб и урод!
Не успела она придумать, чем еще меня оскорбить, как в темном окне мелькнул свет фар подъезжающего автомобиля, и через минуту к нам в комнату вошел, смахивая воду с дорогой кожаной куртки, невысокий, но крепкий лысый субъект. Мельком взглянув на меня, он поинтересовался у Янека на чистом английском языке о детях. По крайней мере слово «babies» я узнал. Очкарик что-то быстро ему заговорил, местами давая голос толстухе.
Их разговор длился не долго, через несколько фраз Жанна выхватила из складок своей одежды мобильный телефон и начала куда-то названивать. Несколько коротких звонков и она, как полноправный сержант, доложила своему командиру о выполненной работе. Было забавно наблюдать со стороны за соблюдением этой своеобразной субординации.
- Сейчас Вику увезут, - вновь на русском обратился ко мне Ян. – Хочешь попрощаться?
- Куда увезут?
- К родителям. Настоящим. Заказ давно оплачен, и сегодня до рассвета её нужно попытаться успеть вывезти из Норвегии.
- Как?
- А это не твоего ума дело! - не смогла смолчать бывшая метательница ядра.
- Жанна, не начинай! Лучше подготовь машину, - перебил её Янек, и рыжая бестия, фыркая, вышла из комнаты прочь. Когда её могучее тело скрылось за дверным проёмом, поляк махнул мне рукой. - Пойдём.
Мы вышли в темный, освещаемый лишь одной тусклой лампочкой гараж, где на заднем сидении БМВ, словно ангелочки, спали умаявшиеся за день дети. Я с грустью смотрел на эти счастливые в сонном беспамятстве мордашки, и представлял лицо той, единственной моей девочки, которое уже никогда я в этом мире не увижу. Мои кулаки мгновенно сжались, желваки заиграли на моих висках, вновь захотелось крушить и рвать всё, что попадется в руки.
Выдохнув, я попытался успокоиться, глядя на красивые личики детишек. Но тут по лицу Фати прошла волна, с него моментально сошла с улыбка. Девочка начала крутиться и вертеться, вскрикивая от ужаса, увиденного во сне. И как по команде кричать начали все. Несколько секунд и крик превратился в плачь. Что-то, практически про себя, бормоча, дети переживали ужасный кошмар.
Я взял ближайшую ко мне Вику и прижал к груди. Девочка, на секунду открыв глаза, улыбнулась, и, прошептав: «Дядя Витя», уткнулась в меня, тут же успокоившись. Успокоился и я.
Неожиданно рядом оказалась Жанна. Нырнув на заднее сидение «бехи», она запела удивительно мелодичным голосом колыбельную, одновременно поглаживая малышей по головкам, каждым движением принося им покой и умиротворение. Не прошло и двух минут, как в автомобиле раздавалось дружное сопение.
- Давай мне её, - прошептала толстуха, выбравшись наружу. – Нас уже должны ждать.
- Кто?
- Это не моя тайна, - на удивление миролюбиво ответила Жанна, принимая на руки девочку. – Если Ричард решить тебя во всё посвятить, то ты и так всё узнаешь.
- Не задерживайся, - обратился к ней Ян. – До утра надо будет придумать, где укрыть детей.
- А по Акселю, разве еще не решили?
- Нет. Родители пока деньги на него собирают, у них по плану время до послезавтра было.
- Значит надо торопить. После выходки этого, - Жанна кивнула на меня, - рядом с малышами находиться опасно.
- Какие деньги, какой выкуп? Вы о чем вообще?
- Сейчас всё поймешь, пойдем к Дику.
Дождавшись отъезда рыжей бестии вместе с Викой на Рендж Ровере, мы вернулись в полутёмную комнату, изображающую здесь офис, где тихо между собой переговаривались лысый тип и коп. Увидев нас, они резко замолчали, а лысый указал рукой на туже скамейку, на которой я до этого и сидел.
- Янек, я не понял, вы что, детей продаёте? – проигнорировав жест «босса» я остался стоять в дверях.
- Нет, конечно. Мы детей возвращаем родителям. Настоящим родителям.
- Предварительно собрав с них лишнюю сотню шекелей?
- А как иначе? – искренне удивился поляк. – Чтобы ребенка вернуть, его для начала надо из приёмной семьи украсть. А это уголовное преступление. Плюс ребенка нужно из страны вывезти, а это тоже не так легко. Родители просто оплачивают нашу работу, наше время и наш риск, вот и всё.
- Ну вы и барыги, на чужом горе наживаетесь, - я сплюнул под ноги, продемонстрировав всё презрение, на которое был способен.
- Кто наживается? Мы? – Ян впервые за эту ночь потерял самообладание. – Мы все, как и ты лишились своих детей, своих близких. И ты еще смеешь нас упрекать за то, что мы помогаем остальным?
- За деньги? Естественно помогаете. Чего бы за них не помочь?
- Заткнись, - прошипел Янек. – Еще раз так скажешь, и я за себя не отвечаю.
- Что скажу? Что вы алчные твари, делающие бизнес на детях?
Что произошло, я даже и понять не успел. Вот рыжий, плешивый поляк стоял в метре от меня, и вот я уже лежу на грязном полу, а он, оседлав меня, пробивает мне кулаком по лицу. Пробивает четко, резко, методично. Спасло меня только то, что полицейский, вместе с лысым типом, вмешались, и оттащили взбешённого очкарика от меня.
- Ты нааверноее не праавильноо пооняал, - сказал Люк, помогая мне подняться. – Сядь, мы сеейчас тебее всё объяасниим. Держии.
Я принял из его рук платок и проложил к разбитому носу, усевшись всё же на указанную скамейку.
- Чтоо, не ожидаал от Яна? Маало кто ожидаает, - нагло ухмылялся полицейский, глядя на меня, останавливающего кровь, пока Дик, чуть вдалеке экспрессивно что-то внушал Янеку.
- Ян, - громко сказал я, так что они оглянулись в мою сторону. – Ты хотел мне о чем-то рассказать? Я тебя слушаю.
Поляк молча подошел ко мне и встал напротив. Было видно, что до конца он так и не успокоился.
- Это Норвегия. А что ты знаешь о Норвегии? – начал он издалека.
- Викинги. Фьорды. Лосось.
- Норвегия – это дыра на карте мира. По крайней мере, была дырой до конца Второй Мировой Войны. Городов как таковых не было, население веками жило на изолированных хуторах у небольших, пригодных для земледелия, землях. Хутора были изолированы друг от друга до такой степени, что в жены было проще брать сестер или дочерей, чем идти свататься на другой хутор.
- Ну, ты мне об этом еще в машине говорил.
- Так вот, когда в середине двадцатого века норвежцы нашли нефть и газ, они из нищих крестьян в один миг стали богатейшими людьми в Европе. Но повадки свои не поменяли, а наоборот, стали их пестовать.
- В смысле?
- Гомосексуализм, зоофилия, педофилия, женская эмансипация, доходящая до идиотизма.
Рядом возник Ричард с бутылками пива в руке. Одну из них он предложил Янеку, а одну мне. Ян, отхлебнув несколько раз, успокоился окончательно и продолжил.
- Но это привело к печальному итогу – резко упала рождаемость. Хотя чего удивляться, если в детских садах здесь детям читают сказки, как принц влюбился в принца, а принцесса любит другую принцессу, - поляк опять отхлебнул из бутылки.
- Ты шутишь? Что за бред? Зачем этому учить детей?
- Потому что у власти здесь – уроды. Лисбаккен, бывший министр по делам детей открыто заявлял, что он гей, и хочет, чтобы все дети были такими же как он*.
---
* Реальное заявление Лисбаккена, министра по делам детей в Норвегии звучит так: "Я — гомосексуалист. Я хочу, чтобы все дети страны были такими, как я"
---
- Не может быть…
- Может. И это еще не самое страшное. Самое страшное, что свои демографические проблемы правительство Норвегии решает через эмигрантов. Точнее через натурализацию детей эмигрантов. Желательно белых детей.
- В смысле…
- Да. Создана специальная служба Берневарн, которая отбирает детей у плохих родителей. Отбирает без всяких решений судов и документов, просто по анонимному звонку или заявлению случайного прохожего. Никакой бюрократии, ведь у различных отделений Берневарн имеется план по изъятию и ведется соревнование, кто больше детей изымет. Поэтому причиной лишения родительских прав служит любая мелочь, например то, что ты слишком сильно любишь своего ребенка, или заставляешь его делать школьное домашнее задание.
- Я слышал про такое, но не всё же так плохо?
- Всё еще хуже. Правительство вкладывает в сектор «защиты детей» почти треть своего бюджета, а это огромные деньги. Тут крутятся миллиарды евро. Отстроена целая структура из частных детских садов и школ, исправительных воспитательных центров, поликлиник, психиатрических лечебници просто приемных родителей, которым за содержание ребенка платят приличные деньги. А за содержание детей-инвалидов – платят еще больше, поэтому часто малышей просто калечат, чтобы заработать. Ну и про традиционную здесь педофилию не забывай. Как говорят в США - ничего личного, просто бизнес, - Ян залпом допил, наконец, пиво, и потухшим взглядом смотрел куда-то чуть выше меня. – Это бизнес настолько прибылен, что его на корню скупил один лондонский инвестиционный фонд, структурное подразделение Bank of America.
- Охренеть…
- Теперь понимаешь, что просто идти против системы тут очень опасно? Когда крутятся такие деньги – всех несогласных попросту перемалывает. Поэтому мы и вынуждены брать с родителей аванс, для организации похищения детей.
- А зачем вы этим вообще занялись?
- Зачем? – поляк на секунду задумался. - Понимаешь, не ты один понёс утрату. Да, мы знаем о тебе практически всё, что известно полиции, спасибо Люку. Тебе повезло, что ты влез в ту семью, за которой мы уже давно наблюдали. Заказ на Вику поступил месяц назад, и мы тщательно прорабатывали план. А тут появился ты и спутал все карты. Потеряв дочь, ты решился на убийство, мы же пошли другим путём.
- Почему?
- А что изменит убийство рядовых винтиков этой сложной машины? Ты убил этих, но их еще сотни тысяч. Всех не убьешь.
- Значит надо метить в верхушку.
- Ты про Брейвика слышал? – скептически усмехнулся Ян.
- А он тут причём? Он же против исламских эмигрантов выступал?
- Больше верь газетам и телевизору. Если он был против эмигрантов, то почему не убил ни одного из них?
- Не знаю, - честно ответил я. – Этой темой вообще не интересовался. У меня своих проблем в то время хватало.
Ричард вновь выдал нам с Янеком по пиву и устроился рядом с поляком, внимательно глядя на меня.
- Брейвика в четыре года изъяли из родной семьи, и в четыре же года в первый раз изнасиловали. По различным оценкам, всего до совершеннолетия. Он подвергался насилию больше сотни раз.
- А причем тут расстрел какого-то молодежного лагеря?
- При том, что он убивал членов Рабочей партии Норвегии, стоящей у руля государства уже не одно десятилетие, а Берневар любимое детище этой партии. И что?
- В смысле? – я открыл новую бутылку.
- Ты про это знал, до общения с нами?
- Нет.
- Вот именно. Реальные его мотивы завуалировали под месть эмигрантам, а реальные проблемы заретушировали. И всё идет попрежнему.
- И что делать?
- Что и мы – спасать детей и возвращать их родителям. Потому что своих нам уже не спасти. Мы опоздали, - Ян грустно поглядел на свои руки. – Вон Люк, женился на девушке из Киева, по имени Галина. Любил. Носил на руках. Она родила ему троих замечательных детишек. И жили бы они и дальше счастливо, но кто-то из соседей донёс, что она на детей прикрикивает. Пришли соцслужбы, попытались забрать детей, пока Люк был на работе. Но Галина силой выставила их из дома, погрузила детей в автомобиль и попыталась уехать куда подальше. За ней организовали погоню. И в результате она не справилась с управлением и вылетела с дороги прямо в один из фиордов. Никто не выжил.
Сам Люк сидел в этот момент, чернее тучи, молча слушая рассказ поляка.
- Или вот Ричард, - Ян кивнул на лысого соседа. – Пятнадцать лет назад перебрался сюда с шестилетней дочерью. Жена за год до этого умерла от рака, и они попытались поменять обстановку, чтобы легче перенести утрату. Здесь в одной из закусочных какой-то урод полез маленькой девочке под юбку прямо на глазах у отца. Ричард сорвался и затоптал педофила до смерти, в результате загремев в местную тюрьму на двенадцать лет. Пока он сидел, его дочь пошла по рукам, и когда ей было тринадцать – она покончила с собой. Не смогла вынести всего, что с ней произошло.
Янек только сейчас откупорил новую бутылку, приложился к ней, задумчиво глядя на меня.
- Теперь ты понимаешь, что каждый из нас испытал ровно то же, что и ты. Мы отлично понимаем тебя. И поверь, я всё бы отдал, чтобы лично выпустить кишки тому, кто сделал из моего сына инвалида, сломав ему позвоночник ради пары тысяч евро в месяц.