Глава 4
- Где Олаф? – в который раз поинтересовался я у Лены
- Нету, - наконец ответила она, выйдя из ступора. – К другой ушел, кобель.
- Ну, если пользоваться твоей терминологией, то сама ты получаешься сучкой. Вспомни, как сама от меня на стороне гуляла? – но ответом мне послужил лишь испепеляющий ненавистью взгляд.
Мы ехали в тяжелых предрассветных сумерках в сторону выезда из Осло. Дождь, не перестававший лить всю ночь, сделал дорогу одной сплошной лужей, по которой, понуро разбрызгивая грязь, ехали другие автомобили. Дворники сметали тяжелые капли с лобового стекла, сопровождая свою работу едва уловимым монотонным скрежетом, от которого у меня после бессонной ночи слипались глаза. Дело хоть как-то спасал разговор, который толком не клеился, но попыток завязать который я не прекращал.
Вчера, осознав бесполезность внятного общения с бывшей супругой, я, на всякий случай связав, оттащил её в спальню, где большая кровать еще хранила следы непотребства. Плюхнув обнаженное и мокрое тело на смятые простыни, я уселся рядом и попытался обдумать положение. Но в голову лезли лишь тяжкие, одни мрачнее другой, мысли.
Что произошло? Как такое вообще могло получиться? Ответа не было.
Чтобы как-то себя занять, я проверил вещи негра. Самые плохие предположения практически сразу подтвердились – в карманах его джинс нашлись целлофановые пакетики с героином, что вполне соответствовало двум использованным шприцам на туалетном столике.
С этой дрянью я в свое время очень часто пересекался, когда работал пепеэсником. В те годы наш городок просто захлестнула волна наркоты. Практически у каждого взятого карманника, разбойника и вора руки были в синих дорожках от медицинских игл, не говоря уже про убийц всяких мастей. Вот и сейчас, я как будто окунулся в прошлое.
Этот Ирдис без сомнения был наркобарыгой. Возможно даже тем, кто и подсадил Ленку на эту дрянь. И с такой фигней я тоже сталкивался - эти твари за дозу пользуют молодых, пока не потерявших человеческий вид наркоманок, еще сильнее подсаживая на иглу.
Трепать Лену для ответов было бесполезно, почти сразу после душа она уснула. Ну и я попытался поспать рядом. Но сна не было.
Утром меня ждало не совсем приятное открытие. Ночью умер Ирдис. Видимо его нос забили сопли или кровь, а кляп не дал спокойно дышать, уморив негра-барыгу удушающей смертью. Поэтому он особо и не возражал, когда я забрал ключи от его автомобиля, его бумажник с двумя тысячами крон, прихватил и неплохой складной нож с клипсой.
Лена эту новость восприняла спокойно. Умывшись на кухне, она не красясь, что раньше было просто невозможно, накинула на себя мятую одежду, и, прихлебнув из початой бутылки дешевого виски, молча уселась в Ирдисову Вольво, неизвестной мне модели..
- Почему ушел Олаф? – вновь повторил я вопрос.
- Потому что скотина! Все вы мужики скоты, - огрызнулась бывшая супруга.
- Ты дуру-то из себя не строй. Как будто я не знаю, как он тебя любил. Похлеще меня, - я грустно усмехнулся. – Я даже иногда думал, что ты ему любовное зелье подмешиваешь.
- Любил, да сплыл, - уставилась Лена в окно. – Прошла любовь, когда он узнал, что я бесплодна.
- Да ладно! С чего бы это?
- А с того! Из-за тебя идиота!
- А я-то тут причем?
- Я же из-за тебя на аборты бегала.
- Чего?!
- Того! Беременела я от тебя, сволочи, и в поликлинику бежала! – зло высказала она, исподлобья глядя на меня.
- Но зачем?
- А что, нищету плодить надо было? Ты ж нищим ментом был. Все другие хотя бы пьяных обирали, бабок на вокзалах крышивали? А ты?
- А я был честным. Не за этим я на службу шел.
- Не затем я на службу шел, - передразнила она меня. – А мне что нужно было делать? Я молодая баба, а носила обноски, которые еще в школе себе покупала.
- Так, а нафига за меня замуж-то выходила? – начал я закипать.
- Думала ты мужик, а ты так, лишь подобием мужика оказался. Обеспечить семью не смо… - я не сдержался и залепил раскрытой ладонью ей по губам.
- Думай перед тем, как что-то сказать. Я уже не тот, что раньше.
- Вот, лишний раз доказал, что сволочь ты! Скотина! На женщину руку поднял! Ох… - новый смачный шлепок, после которого лопнула верхняя губа, окрасив Ленин рот кровью.
- Ты еще не поняла? – спокойно сказал я. – Я не буду терпеть твои выходки как раньше. Мозготрахательные упражнения со мной уже не проходят.
- Да поше… - третий шлепок.
- Не перебивай меня. Говорить начнешь, когда тебе слово дадут. Всё поняла?
- Да, - угрюмо заявила она.
- Вот и славно, - улыбнулся я в ответ. – А теперь продолжим. Олаф ушел, когда узнал, что ты бесплодна?
- Да. Сказал, что ему нужны дети, и не чужие ублюдки, а свои.
- Давно это было?
- Месяцев десять назад.
- А потом?
- А потом я застукала его с его же секретаршей. Как в плохом анекдоте, блин.
- И?
- Ну и на развод подала, - Лена впервые за сегодня мстительно улыбнулось. – Этот козёл сам во всем виноват был. Он меня перед свадьбой брачный контракт подписать заставил, по которому тому супругу, кто будет пойман на измене, достанется всего лишь десять процентов от имущества. Под меня яму готовил, а сам в неё попал.
- Поздравляю. Но с Дашей-то что произошло?
- Забрали Дашу. Местные ювенальные службы. Какая-то скотина доложила, что я её по попе за непослушание пошлепала.
- Почему мне не позвонила?
- А что бы я тебе сказала? Что я нашу дочь просрала? – Лена вновь отвернулась к окну. – Надеялась, что её по ошибке забрали, и я всё верну на место.
- Не получилось?
- Нет. Местный суд меня послал куда подальше, а Дашу определил в новую семью.
- И? Ты даже не виделась с ней?
- Практически нет. Суд разрешил видеться с ней лишь два часа в месяц, и то под контролем чиновников.
- И тогда ты подсела на наркоту?
- Нет. Сначала я начала пить. Вначале по чуть-чуть, а потом за вечер выпивала пару литров вискаря.
- Дальше.
- Дальше попробовала травку. Ну и в одном из кумаров согласилась ширнуться по полной.
- Ирдис предложил?
- Нет, Зак. Но Ирдис был в той же компании.
- И ты всё еще надеялась, бухая и пуская баян по вене вернуть дочь?
- Ни на что я уже не надеялась, - обиженно сложила она себе руки на груди.
- Почему мне не позвонила?
- Не хотела!
- Захотела, когда дочь уже погибла? – и тишина в ответ. – Как это произошло?
- Я точно не знаю. Меня ведь даже на похороны не пригласили. Я только потом узнала, когда на очередную встречу собралась.
- Но что-то ты знаешь?
- Полиция считает, что она повесилась в бельевом шкафу. Обычное дело, как мне сказали. В этой стране дети часто совершают суицид.
- Бред! Как она могла себя убить? Она же так любила жизнь!
- Так мне сказали.
- Тут что-то не так…
За разговором мы давно уже выбрались из города, и ехали по местным проселочным дорогам, которым у нас позавидуют и федеральные трасы. Лена изредка указывала на нужные повороты на встречных развилках и через полчаса езды мы въехали на просторный погост, зажатый между двух высоких скал.
Деревянная одноэтажная церковка с высоким шпилем встретила нас небольшой парковкой у её главного входа. За церковью, даже скорее часовней, начиналось зеленое, поросшее газонной травой кладбище.
Лена молча вышла из машины, и я следую за ней, отправился по узкой каменной тропинке петляющей меж массивными каменными надгробиями.
Дождь немного стих, лишь неприятной моросью впиваясь в лицо и одежду. Два десятка шагов, и одежда была уже насквозь мокрая. Я поглубже натянул капюшон и следовал за Леной, тяжело бредущей впереди.
- Вот, - указала она на простой деревянный белый крест, на котором даже не было прибито никакой таблички. Лишь черным маркером по его центру была выведено число семьдесят два.
- Трава уже выросла, - почему-то произнес я, падая перед крестом на колени.
- Месяц прошел, - сказала она отрешенно. – Естественно трава вырасти успела.
Но я уже не слышал. Слезы залили мои глаза, а сам я был в том солнечном лете, когда мы вдвоём с моей маленькой девочкой гуляли по окрестным горам и полянкам.
- Где Олаф? – в который раз поинтересовался я у Лены
- Нету, - наконец ответила она, выйдя из ступора. – К другой ушел, кобель.
- Ну, если пользоваться твоей терминологией, то сама ты получаешься сучкой. Вспомни, как сама от меня на стороне гуляла? – но ответом мне послужил лишь испепеляющий ненавистью взгляд.
Мы ехали в тяжелых предрассветных сумерках в сторону выезда из Осло. Дождь, не перестававший лить всю ночь, сделал дорогу одной сплошной лужей, по которой, понуро разбрызгивая грязь, ехали другие автомобили. Дворники сметали тяжелые капли с лобового стекла, сопровождая свою работу едва уловимым монотонным скрежетом, от которого у меня после бессонной ночи слипались глаза. Дело хоть как-то спасал разговор, который толком не клеился, но попыток завязать который я не прекращал.
Вчера, осознав бесполезность внятного общения с бывшей супругой, я, на всякий случай связав, оттащил её в спальню, где большая кровать еще хранила следы непотребства. Плюхнув обнаженное и мокрое тело на смятые простыни, я уселся рядом и попытался обдумать положение. Но в голову лезли лишь тяжкие, одни мрачнее другой, мысли.
Что произошло? Как такое вообще могло получиться? Ответа не было.
Чтобы как-то себя занять, я проверил вещи негра. Самые плохие предположения практически сразу подтвердились – в карманах его джинс нашлись целлофановые пакетики с героином, что вполне соответствовало двум использованным шприцам на туалетном столике.
С этой дрянью я в свое время очень часто пересекался, когда работал пепеэсником. В те годы наш городок просто захлестнула волна наркоты. Практически у каждого взятого карманника, разбойника и вора руки были в синих дорожках от медицинских игл, не говоря уже про убийц всяких мастей. Вот и сейчас, я как будто окунулся в прошлое.
Этот Ирдис без сомнения был наркобарыгой. Возможно даже тем, кто и подсадил Ленку на эту дрянь. И с такой фигней я тоже сталкивался - эти твари за дозу пользуют молодых, пока не потерявших человеческий вид наркоманок, еще сильнее подсаживая на иглу.
Трепать Лену для ответов было бесполезно, почти сразу после душа она уснула. Ну и я попытался поспать рядом. Но сна не было.
Утром меня ждало не совсем приятное открытие. Ночью умер Ирдис. Видимо его нос забили сопли или кровь, а кляп не дал спокойно дышать, уморив негра-барыгу удушающей смертью. Поэтому он особо и не возражал, когда я забрал ключи от его автомобиля, его бумажник с двумя тысячами крон, прихватил и неплохой складной нож с клипсой.
Лена эту новость восприняла спокойно. Умывшись на кухне, она не красясь, что раньше было просто невозможно, накинула на себя мятую одежду, и, прихлебнув из початой бутылки дешевого виски, молча уселась в Ирдисову Вольво, неизвестной мне модели..
- Почему ушел Олаф? – вновь повторил я вопрос.
- Потому что скотина! Все вы мужики скоты, - огрызнулась бывшая супруга.
- Ты дуру-то из себя не строй. Как будто я не знаю, как он тебя любил. Похлеще меня, - я грустно усмехнулся. – Я даже иногда думал, что ты ему любовное зелье подмешиваешь.
- Любил, да сплыл, - уставилась Лена в окно. – Прошла любовь, когда он узнал, что я бесплодна.
- Да ладно! С чего бы это?
- А с того! Из-за тебя идиота!
- А я-то тут причем?
- Я же из-за тебя на аборты бегала.
- Чего?!
- Того! Беременела я от тебя, сволочи, и в поликлинику бежала! – зло высказала она, исподлобья глядя на меня.
- Но зачем?
- А что, нищету плодить надо было? Ты ж нищим ментом был. Все другие хотя бы пьяных обирали, бабок на вокзалах крышивали? А ты?
- А я был честным. Не за этим я на службу шел.
- Не затем я на службу шел, - передразнила она меня. – А мне что нужно было делать? Я молодая баба, а носила обноски, которые еще в школе себе покупала.
- Так, а нафига за меня замуж-то выходила? – начал я закипать.
- Думала ты мужик, а ты так, лишь подобием мужика оказался. Обеспечить семью не смо… - я не сдержался и залепил раскрытой ладонью ей по губам.
- Думай перед тем, как что-то сказать. Я уже не тот, что раньше.
- Вот, лишний раз доказал, что сволочь ты! Скотина! На женщину руку поднял! Ох… - новый смачный шлепок, после которого лопнула верхняя губа, окрасив Ленин рот кровью.
- Ты еще не поняла? – спокойно сказал я. – Я не буду терпеть твои выходки как раньше. Мозготрахательные упражнения со мной уже не проходят.
- Да поше… - третий шлепок.
- Не перебивай меня. Говорить начнешь, когда тебе слово дадут. Всё поняла?
- Да, - угрюмо заявила она.
- Вот и славно, - улыбнулся я в ответ. – А теперь продолжим. Олаф ушел, когда узнал, что ты бесплодна?
- Да. Сказал, что ему нужны дети, и не чужие ублюдки, а свои.
- Давно это было?
- Месяцев десять назад.
- А потом?
- А потом я застукала его с его же секретаршей. Как в плохом анекдоте, блин.
- И?
- Ну и на развод подала, - Лена впервые за сегодня мстительно улыбнулось. – Этот козёл сам во всем виноват был. Он меня перед свадьбой брачный контракт подписать заставил, по которому тому супругу, кто будет пойман на измене, достанется всего лишь десять процентов от имущества. Под меня яму готовил, а сам в неё попал.
- Поздравляю. Но с Дашей-то что произошло?
- Забрали Дашу. Местные ювенальные службы. Какая-то скотина доложила, что я её по попе за непослушание пошлепала.
- Почему мне не позвонила?
- А что бы я тебе сказала? Что я нашу дочь просрала? – Лена вновь отвернулась к окну. – Надеялась, что её по ошибке забрали, и я всё верну на место.
- Не получилось?
- Нет. Местный суд меня послал куда подальше, а Дашу определил в новую семью.
- И? Ты даже не виделась с ней?
- Практически нет. Суд разрешил видеться с ней лишь два часа в месяц, и то под контролем чиновников.
- И тогда ты подсела на наркоту?
- Нет. Сначала я начала пить. Вначале по чуть-чуть, а потом за вечер выпивала пару литров вискаря.
- Дальше.
- Дальше попробовала травку. Ну и в одном из кумаров согласилась ширнуться по полной.
- Ирдис предложил?
- Нет, Зак. Но Ирдис был в той же компании.
- И ты всё еще надеялась, бухая и пуская баян по вене вернуть дочь?
- Ни на что я уже не надеялась, - обиженно сложила она себе руки на груди.
- Почему мне не позвонила?
- Не хотела!
- Захотела, когда дочь уже погибла? – и тишина в ответ. – Как это произошло?
- Я точно не знаю. Меня ведь даже на похороны не пригласили. Я только потом узнала, когда на очередную встречу собралась.
- Но что-то ты знаешь?
- Полиция считает, что она повесилась в бельевом шкафу. Обычное дело, как мне сказали. В этой стране дети часто совершают суицид.
- Бред! Как она могла себя убить? Она же так любила жизнь!
- Так мне сказали.
- Тут что-то не так…
За разговором мы давно уже выбрались из города, и ехали по местным проселочным дорогам, которым у нас позавидуют и федеральные трасы. Лена изредка указывала на нужные повороты на встречных развилках и через полчаса езды мы въехали на просторный погост, зажатый между двух высоких скал.
Деревянная одноэтажная церковка с высоким шпилем встретила нас небольшой парковкой у её главного входа. За церковью, даже скорее часовней, начиналось зеленое, поросшее газонной травой кладбище.
Лена молча вышла из машины, и я следую за ней, отправился по узкой каменной тропинке петляющей меж массивными каменными надгробиями.
Дождь немного стих, лишь неприятной моросью впиваясь в лицо и одежду. Два десятка шагов, и одежда была уже насквозь мокрая. Я поглубже натянул капюшон и следовал за Леной, тяжело бредущей впереди.
- Вот, - указала она на простой деревянный белый крест, на котором даже не было прибито никакой таблички. Лишь черным маркером по его центру была выведено число семьдесят два.
- Трава уже выросла, - почему-то произнес я, падая перед крестом на колени.
- Месяц прошел, - сказала она отрешенно. – Естественно трава вырасти успела.
Но я уже не слышал. Слезы залили мои глаза, а сам я был в том солнечном лете, когда мы вдвоём с моей маленькой девочкой гуляли по окрестным горам и полянкам.