Интереснейшая статья о татарах, проживавших бок о бок с Донскими казаками.
Оригинал тут. Автор Олег Куц
Из исторической литературы о донских казаках XVII в. известно, что, кроме людей русского происхождения, среди казаков было немало представителей различных народов, выходцы из которых зачастую даже не были православными[1]. В этом отношении показательно, что в 1632 г. донские казаки, отказываясь давать присягу Москве, одним из аргументов своего отказа называли тот факт, что среди них живет много "бусурман" (мусульман), которые не могут "целовать крест" (присягать) по христианскому обычаю[2]. А в казачьей отписке (донесении) в Москву от 1658 г. видим такие слова: "А которые <...> у нас в Войске живут переезщики иноземцы - турки, и татаровя, да и греки, и иных розных земель люди, которые переезжают к нам, к Войску, на Дон <...> - и служат они, живучи у нас в Войске <...> государевы службы с нами вместе"[3]. И хотя среди казаков были люди совершенно разного этнического происхождения - встречались даже арапы[4], тем не менее татар в этом перечне следовало бы поставить на первое место, ибо только они выделяются в документах в особую группу донского населения под названием "донские татары".
Историография проблемы довольно бедна. Из серьезных работ можно назвать лишь статью С. В. Черницына "Некоторые аспекты этнических процессов в Войске Донском в XVII в. (на примере тюркоязычных переселенцев)"[5]. Отмечая неоднородный этнический состав населения донских ка (с. 398) зачьих городков (о чем сообщают различные источники XVI-XVII вв.), автор предпринимает попытку рассмотреть этнические процессы на Дону. С. В. Черницын констатирует, что процессы эти отнюдь не ограничивались ассимиляцией казаками восточнославянского происхождения (в первую очередь русскими) представителей неславянских народов. Среди последних автор подчеркивает преобладание на Дону тюркоязычных выходцев - в первую очередь, ногайских и крымских татар, а также турок, поскольку именно с этими народами казаки жили в соседстве и имели постоянные контакты. И хотя по большей части именно русские определяли политическое развитие Войска и основные черты культуры донского казачества, уже в источниках XVII в. упоминаются донские татары, несшие казачью службу. В документах, продолжает С. В. Черницын, эту группу называют также "наши татарове", "донские", "юртовые" татары, тем самым отделяя ее от враждебных казакам представителей тюркоязычных народов. Данному историческому феномену и уделяется главное внимание в рассматриваемой статье.
Как пишет С. В. Черницын, специальных исследований о донских татарах нет. Автором рассматриваются основные источники формирования данной группы. Это: добровольные "переезщики", плен, а также бегство из России на Дон новокрещенных татар из числа холопов (часто по подговору донских казаков). Впрочем, второй и третий пути чаще вели к ассимиляции, поскольку принятие христианства в этих случаях было правилом. Что касается "выходов" к казакам из окрестных земель, то автор приводит конкретные примеры таких переходов. Например, в войсковой отписке от февраля 1638 г., присланной в Москву из занятого казаками Азова, говорилось, что "прибежали де к ним в Азов из Нагай (из ногайских улусов, кочевавших "под Крымом". - О. К.) татарове..." и дали сведения о военных приготовлениях крымского хана. Частью эти примеры относятся ко времени пребывания казаков в Азове (1637-1642 гг.), но имеются они и за более поздний период времени. Например, в войсковой отписке от ноября 1646 г. сообщалось о трех "переещиках" из Азова 2 октября и называлось имя одного из них: "...А зовут Токмаметком Абызко, Шамаметев сын, родства Кипчаскова, азовские были жильцы". Подобные выходы автор делит на одиночные (или малыми группами) и групповые, когда к казакам "могли переходить и крупные коллективы, имевшие свою организацию и предводителей". По мнению автора, пример тому - перекочевка под Азов ногайских мурз в конце 30-х гг. XVII в.[6]
На основании данного материала С. В. Черницын делает ряд выводов. Так, он отмечает этническую неоднородность донских татар, поскольку они приходили на Дон из разных мест. При этом преобладал ногайский элемент - среди тех, кто переходил в Войско, констатирует автор, чаще всего упоминаются именно ногайские татары. С другой стороны, как мы видели, (с. 399) упоминаются и выходцы из Азова (после оставления его казаками). И это не только татары, но и турки. Донские татары-мусульмане иногда присутствуют в казачьих станицах, отправлявшихся Войском с донскими отписками в Москву, - впервые они упоминаются, по данным С. В. Черницына, в 1636 г. (это Олиманко Татарин и Сенчурко Татарин)[7]. От себя добавим, что подобные примеры можно привести и для более позднего времени, хотя они не так уж часты, да к тому же в составе станиц, когда последние насчитывали более десятка казаков - это один-два, максимум три человека, что отражает, безусловно, роль и значение донских татар среди казаков Дона. Последняя была, как представляется, не очень большой.
Следует сказать, что выводы автора не всегда убедительны. Так, верен, на наш взгляд, вывод о преобладании среди донских татар ногайского элемента (поскольку, по словам С. В. Черницына, среди тех, кто переходил в Войско, чаще всего упоминаются именно ногайские выходцы), однако данный вывод, думается, неверно аргументирован. В частности, выходы в конце 30-х гг. XVII в. на Дон из-под Крыма ногайских татар следует в большинстве случаев рассматривать как перекочевку (или перемещение) их к Астрахани, а вовсе не переход к казакам на житье. О переходах же на Дон "крупных коллективов" ногайских татар вообще говорить не приходится - низовья Дона были для них лишь перевалочным пунктом на пути к Астрахани. Когда переехавший из Крыма на Дон представитель крымской знати (он был из крымских ногаев) Адил-мурза захотел кочевать под Азовом и по данному поводу отправил в Москву своих людей с прошением об этом, ему ответили, что "то дело не статочное (невозможное. - О. К.): в Азове живут казаки своим казацким обычаем, а мурз и татар никово нет[8], и служить ему не с кем (т. е. нет такого примера. - О. К.). А казачья служба ему служить не пригож: человек чесной (честный, то есть знатный. - О. К.)"[9]. Наконец, С. В. Черницын пишет о компактном якобы проживании донских татар "в низовьях Дона при главном Войске", и ему неизвестны сведения об их проживании в других казачьих городках[10]. Как увидим далее, о "компактном проживании" донских татар только при казачьем центре говорить не приходится. В значительной степени эти ошибки вызваны скудостью сведений о донских татарах - последнее отмечает и сам автор. К тому же статья написана только на основе опубликованного материала[11]. (с. 400)
Таким образом, насущной задачей представляется поиск и разбор по данной теме неопубликованных материалов. Однако сначала, думается, необходимо понять, какие обстоятельства привели к тому, что на Дону особой социальной группой жили некрещенные татары-"бусурмане", с которыми, казалось бы, казаки вели непримиримую борьбу. Что за международная обстановка заставляла этих татар пребывать на стороне казаков? Чтобы ответить на эти вопросы, мы постараемся, насколько это возможно, на основе тех же неопубликованных документов коротко осветить положение в самом татарском мире.
Прежде всего следует отметить, что татары как ранее, в конце XVI - начале XVII в., так и в рассматриваемый период времени не представляли собой в политическом отношении единого целого. Они были расколоты на ряд политических объединений, зачастую враждовавших друг с другом. На юге существовало два главных политических объединения татар. Прежде всего это была Крымская орда ("Крымский улус"), занимавшая Крымский полуостров и Причерноморские степи. С другой стороны, близ Астра-хани с 1640-х гг. кочевали остатки Большой Ногайской орды, пребывавшие в русском поддан-стве и находившиеся под руководством астраханских воевод. Большая Ногайская орда еще в начале XVII в. являлась крупным политическим объединением татар, однако после перехода улусов Больших Ногаев в 30-е гг. XVII в. в Крым и возврата к началу 1640-х гг. обратно под Астрахань их силы оказались подорванными. Основу Большой Ногайской орды составляли улусы мурз трех основных родовых кланов этого объединения - Тинмаметевых, Урмаметевых, Иштерековых. Большая часть улусов Урмаметевых, правда, так и не вернулась под Астрахань, сохранив крымское подданство. "Под Крымом" они обычно кочевали по р. Молочные Воды, Бердам, а также близ Перекопа.
Между Азовом и р. Кубанью ("Кубой") кочевали улусы Малой Ногайской орды ("Казыев улус"), части которой временами принимали русское подданство и уходили на кочевья к востоку - в предгорья Кавказа (к Кабарде) и к р. Куме. Малые Ногаи традиционно подчинялись Крыму, однако, находясь в удалении от него, часто действовали на свой страх и риск. Существовала также немногочисленная группа азовских татар, живших в Азове или кочевавших близ него.
Ситуация политической разобщенности приводила к вражде и непрекращающимся набегам татар друг на друга. Конфликты усиливались и тем обстоятельством, что враждовавшие стороны принадлежали к разным государствам. Поэтому походы татар Большой Ногайской орды "под Крым", а также их нападения на Малых Ногаев и азовцев, и наоборот были вполне обычным делом.
В отписках астраханских воевод в Москву нередко встречаются известия о подобных набегах татар друг на друга. Иногда отряды татар отправлялись из-под Астрахани в набеги "под Крым" по распоряжению астраханских властей и подробно отчитывались перед ними по возвращении. Поэтому из отписок в Москву астраханских воевод можно почерпнуть немало сведений (с. 401) о практике таких набегов. Думается, лучше, чем говорить своими словами, привести несколько примеров из архивных источников. Вот два характерных эпизода.
В конце декабря 1637 г. из Астрахани "под Крым и под ногайские улусы" (последние кочевали тогда "под Крымом") для "проведыванья крымских, и нагайских, и всяких вестей, и для языков (т. е. с целью получения информации о недругах. - О. К.)", а также для "кон-ского отгону" был отправлен отряд из 50 "охочих" едисанских татар. Позднее, во время расспроса, они показали следующее. Отряд переправился через Дон в районе казачьего Есаулова городка[12], откуда направился в поход "под Крым". В Крымской степи "на урочище Ерклые"[13] (в другом месте - "Еркелы") астраханские татары подметили ногайских "зверовщиков" (т. е., как пояснено в документе, татар, которые "выезжают из улусов своих для зверовья" - охоты на зверя), у которых они "ночью украдом" отогнали "с полтараста лошадей". "В языках" захватить никого не удалось. После этого едисанский отряд тем же путем вернулся с добычей обратно в Астрахань[14].
В конце января 1638 г. из Астрахани было отпущено в новый набег 70 юртовских и едисанских татар[15]. Вернулись они в марте, и также были подвергнуты расспросу. Подробности данного похода таковы. При переправе через Дон опять же в районе Есаулова городка к татарскому отряду присоединилось 60 донских казаков, отправившихся вместе с ним в набег "под Крым". С пути, однако, казаки вынуждены были вернуться обратно, поскольку у них "пристали лошади". Астраханские же татары в Крымской степи на р. Бузане ("Бузуне") "наехали <...> на зверовье" (охоте) "нагайских татар в трех местах со сто с шездесят (сто шестьдесят. - О. К.) человек", отогнав у них "изгоном" (то есть внезапным нападением) четыреста лошадей и захватив в плен одного татарина. С этой добычей они и вернулись обратно к Есаулову городку[16]. Подобные примеры можно продолжать.
Совершались подобные экспедиции и на Ногайскую степь. Так, в апреле 1650 г. под Азов был отправлен отряд из 40 юртовских и ногайских татар. Любопытно, что в поход татары вызвались сами, подав воеводам в съезжей избе челобитную с просьбой разрешить им идти "из Астарахани <...> для поиску крымских людей и для проведывания вестей". За полтора дня пути от Азова на р. Ее астраханский отряд "съехал" (встретил) на дороге, шедшей из Азова к улусам Малого Ногая, "казыевских татар двадцать человек (с. 402) конных". С ними же было две телеги "с полоном" (православными пленниками). Нападение было предпринято внезапно ("безвестно") днем, "в обедную пору". В ходе боя несколько казыевцев было убито на месте, прочие же, "покиня полон и телеги, розбежались врознь"; в ходе преследования было убито еще несколько человек.
Из расспроса освобожденных астраханскими татарами "полоняников" выяснилось, что все они были "белорусцы" (украинцы) из-под Киева, в плен же попали в ходе совместных действий запорожских казаков и крымских татар против поляков. "Полоняников" этих было восемь человек, в том числе три девушки и пятеро подростков - последние в возрасте от 10 до 14 лет. Возвращавшиеся из похода "в Литву" татары везли их к себе в улусы[17].
Подобные эпизоды нередко можно встретить в отписках в Москву астраханских воевод. Так, в 1644 г. небольшой отряд татар из Астрахани напал под Азовом на азовских татар, захватил у них лошадей, но на обратном пути был настигнут превосходящими силами и разгромлен. В 1636 г. значительный отряд русских и татар напал на шедшие в Азов из-под Кабарды кочевья Казыева улуса, отогнал у татар "конские табуны", но на преследовании был разбит, потеряв всю добычу[18], и т. д. Все это были будни Ногайской степи.
С другой стороны, такие же нападения совершались на кочевья Большой Ногайской орды казыевскими и азовскими татарами. В качестве примера приведем только один подобный эпизод. 29 мая 1651 г. из улусов кочевавших под Астраханью ногайских Эл-мурзы Янмаметева и Ислам-мурзы Чубармаметева в поход на Ногайскую степь отправилось тридцать пять человек. Как значится в воеводской отписке, поход был предпринят татарами "для проведыванья о приходе под улусы их крымских, и азовских, и темрюцких, и казыевских воинских людей, чтоб <...> (они. - О. К.) под улусы их безвестно не пришли, и <...> конских и животинных табунов не отогнали". На второй и третий день, однако, ушедшие в поход "прибежали <...> в улусы врознь на лошедях, а иные пеши", сообщив мурзам, что "в днище" (в дне пути) от улусов они встретились с отрядом азовских татар, которые их "на степи <...> розгоняли, а иных переграбили, и лошади, и ружье (оружие. - О. К.) отбили", после чего направились обратно в Азов.
Из ногайских улусов была немедленно организована погоня во главе с упомянутыми мурзами. Азовцев удалось "сойти" (настигнуть) лишь в четвертый день "на урочище Таллыгуе". Основные силы астраханских татар остались при этом в засаде ("в прикрыте"), послав от себя "в подъезд <...> для поманки (приманки. - О. К.) к азовским татаром" пять человек. Погнавшись за ногайцами "всеми людьми", азовцы попали в засаду. В ходе боя восемь азовских татар было убито, четверо захвачено "в языках", остальные разогнаны[19]. Было захвачено значительное количество лошадей, (с. 403) а также походное имущество азовцев - как сказано в документе, ногайцы "коши их все поимали".
Из расспросов пленных выяснилось, что азовский отряд насчитывал тридцать три человека, все татары были "азовских улусов", кочевавших в тот момент под Азовом на р. Кагальник. В поход под Астрахань они ходили "для конского и животинного отгону" по своей инициативе. Примерно в дне пути от Астрахани на азовцев наткнулся "вневеды" (т. е. неожиданно для себя) упомянутый выше отряд ногайских татар. Не приняв боя, астраханские татары бросились бежать, потеряв во время бегства семнадцать лошадей и десять человек пленными. Выяснив от захваченных ногайцев, что их "конские и животинные табуны ходят против (около. - О. К.) Астарахани в ближних местех, и в улусах де у них, и в табунах сторожи крепкие, и опасенье (от набегов. - О. К.) болшое", азовские татары направились обратно в Азов. По пути они встретили и ограбили в степи еще несколько небольших групп астраханских татар (одна из них, в частности, возвращалась в Астрахань с Дона), пока не были настигнуты и разгромлены сами. Характерно, что захваченных астраханских татар азовцы, ограбив, отпускали[20].
Однако набеги друг на друга совершали не только Малые Ногаи и азовцы, с одной стороны, и Большие Ногаи - с другой. Уже примерно со второй трети XVII в. Большая Ногайская орда находилась в состоянии распада. Кланы мурз Тинмаметевых, Урмаметевых, Иштерековых часто враждовали друг с другом, при этом дело доходило и до кровавых конфликтов. После возвращения к 40-м гг. XVII в. основной части ногайских улусов из-под Крыма к Астрахани Урмаметевы мурзы остались в крымском подданстве, и набеги из Астрахани на Крымскую степь были направлены в первую очередь против них. (Еще ранее набеги "под Крым" остававшихся под Астраханью юртовских и едисанских татар совершались против кочевавших там Больших Ногаев в целом - см. выше.) Однако вражда существовала и внутри кланов ногайских мурз, вернувшихся из Крыма под Астрахань, и при обострении этой вражды усобицы и взаимные набеги становились обычным делом в Большой Ногайской орде. Случалось, что в конфликты мурз Большого Ногая вмешивались мурзы Ногая Малого, а также едисанские и юртовские татары, и тогда распутать клубок взаимных набегов, обид и счетов между мурзами было не под силу и астраханским воеводам.
Вот, к примеру, лишь некоторые эпизоды взаимных набегов ногайских татар в 1645-1646 гг. Осенью 1645 г. в кочевавшие под Кабардой казыевские улусы Девой-мурзы Канмурзина из Астрахани был послан "с листом" (грамотой) сын боярский Яков Есипов. Сам Девой-мурза, отколовшись в ходе вооруженного столкновения от прочих мурз Ма-лого Ногая, перешел со своими улусами в русское подданство (прочие казыевские мурзы кочевали в тот момент "под Крымом"). Характерно, что во время пребывания в улусах Девой-мурзы сына боярского Я. Есипова татарские мурзы и их "улусные люди" (с. 404) жаловались ему, что "им де обида от Болшого Нагаю от татар", которые "приходят под их улусы, и лошади у них отгоняют". Интересно, что во время пребывания самого Я. Есипова у татар неизвестные люди "приходили" (нападали) под казыевские улусы, и "лошеди отгоняли трожды (трижды. - О. К.)". Казыевцы поясняли, что это были ногайские татары. Тогда же к Девой-мурзе из ногайских улусов приезжал татарин для сыска угнанных у него лошадей. Ему действительно было оказано содействие в этом деле.
В татарской грамоте, отправленной из улусов Девой-мурзы в Астрахань, также звучали жалобы на бесчинства ногайцев. В частности, Большие Ногаи обвинялись в том, что они под казыевскими улусами "худо делают" - "лошеди емлют, и людей <...> проезжих грабят" (т. е. нападают на людей, выезжающих из улусов). В ответной грамоте из Астрахани, однако, казыевцам напоминали об их неоднократных набегах под Астрахань на улусы Больших Ногаев, а также сообщали о постоянных жалобах на них ногайских мурз по поводу того, что казыевские мурзы и татары, "приходя" под ногайские улусы, "лошади и животину крадут, и улусы громят". Воеводы приводили примеры конкретных набегов казыевцев. В конце грамоты звучала угроза послать из Астрахани на улусы Девой-мурзы "государевых ратных людей".
Грамота из Астрахани, тем не менее, успеха не возымела, и уже в конце марта 1646 г. на кочевавшие под Астраханью улусы кейкувата Янмамет-мурзы и его сына Ямгурчей-мурзы был совершен крупный набег казыевских мурз во главе с Девой-мурзой. Кочевавшие близ Астрахани Большие Ногаи в спешном порядке бежали под город; против казыевцев было выдвинуто даже несколько "приказов" (полков) пеших и конных астраханских стрельцов. Ходили слухи, что казыевский набег был совершен с ведома ногайского Чебан-мурзы Иштерекова, кочевавшего в тот момент в районе Терека и враждовавшего с Янмамет-мурзой и его детьми.
Конфликт между тем продолжался. Летом 1646 г. кейкуват Янмамет-мурза со своими "улусными людьми" ходил в поход на Чебан-мурзу. В ходе столкновения "на обе стороны" были "побиты <...> многие люди", в том числе погиб сын Янмамет-мурзы Ян-мурза. Тем не менее в ходе набега нападавшим удалось отогнать "ло-шеди многие". Впоследствии выяснилось, что в походе к Тереку на стороне Янмамет-мурзы участвовали также астраханские юртовские татары, не имеющие прямого отношения к конфликту.
Подвергшаяся нападению сторона, жалуясь в Астрахани на учиненное в ее улусах "разорение", потребовала сыскать и вернуть отогнанных лошадей. Однако, когда воеводы попытались осуществить это мероприятие, к ним поступила встречная челобитная со стороны Ямгурчей-мурзы. Тот, в частности, указывал, что набег был совершен в отместку за неоднократные набеги на их улусы Чебан-мурзы Иштерекова совместно с казыевским Девой-мурзой. Что же касается отогнанных лошадей, продолжал Ямгурчей-мурза, то ходившие в набег "те лошеди розпродали, и друзьям своим роздали". И если этих лошадей воеводы будут сыскивать и возвращать прежним владельцам, то "им де то будет в большое оскорбленье", тем более что за них был убит Ян-мурза, брат Ямгурчея. В результате сыскные мероприятия были прекра (с. 405) щены, чтобы, как писали в Москву воеводы, "меж их (татар. - О. К.) болшие ссоры не учинить"[21]. На этом, думается, можно остановиться - мы отнюдь не ставим перед собой цель пересказать все перипетии конфликтов в Большой Ногайской орде середины 40-х гг. XVII в. Наша задача более скромна - показать, насколько непро-стыми были взаимоотношения в татарском мире даже в пределах одной "орды", а также по возможности проследить тактику взаимных татарских набегов.
Итак, как видим, беспокойной и тревожной в военном отношении в 40-е гг. XVII в. была обстановка даже в подконтрольных Русскому государству степях. Конфликты в Ногайской орде происходили еще с XVI в., поэтому упомянутые события нельзя представлять себе как что-то из ряда вон выходящее[22]. Взаимные набеги производились даже несмотря на угрозу сыска и возврата "погромного" имущества. Тем более естественны были набеги на "чужих" татар, имущество которых сыску и возврату не подлежало вовсе.
В этом отношении важно отметить, что набеги донских казаков на подобном фоне оказываются лишь органичной частью беспокойной жизни степи, отнюдь не представляя собой чего-то необычного. На основе приведенного материала можно сделать вывод о сходстве казачьих и татарских приемов ведения степной войны. Это и малая численность отрядов, направлявшихся в набег, и нападения "украдом", "изгоном" (внезапно), нередко - ночью, и традиционная для степи цель набегов - лошадиные табуны и скот ("животина")[23]. Не случайно "донские татары" неплохо чувствовали себя среди казаков, а использование их опыта в ходе набегов под татарские улусы только придавало казакам дополнительные шансы на удачу[24]. Казачий быт Дона, целиком ориентированный на походы за добычей, весьма привлекал татар, многие из которых шли сюда "с бедности", в надежде (причем вовсе не призрачной) разбогатеть.
Безусловно, между казачьими и татарскими походами были и существенные отличия. Татары обычно не любили идти на жертвы, стараясь по возможности уклониться от боя. Казачьи же ватаги, вооруженные огнестрельным оружием и не боящиеся потерь, были в состоянии действовать более дерзко по сравнению с татарами. Тем не менее шансы на скорое обогащение, которые предоставляла "лихая" степь своим не менее "лихим" сынам[25], широко использовались как казаками, так и татарами. (с 406)
Как уже вскользь упоминалось, и татары Большой Ногайской орды, и казачий Дон находились под властью московских государей. Это, по-видимому, и стало главной причиной той исторически сложившейся ситуации, что Дон для татар, кочевавших под Астраханью, был в какой-то степени "своей" территорией. В частности, в источниках нередко встречаются случаи, когда татары, у которых донские казаки в ходе "воровских" (разбойничьих) походов на Волгу и каспийское взморье захватывали с целью получения выкупа родственников, ездили выкупать последних прямо в казачьи городки. Между тем, совсем по-иному обстояло дело с татарами улусов Малых Ногаев, перешедших под "руку" московского царя. Эти татары продолжали сохранять традиционные для них связи с турецким Азовом, и что это было именно так, хорошо видно из следующего эпизода.
Оригинал тут. Автор Олег Куц
Из исторической литературы о донских казаках XVII в. известно, что, кроме людей русского происхождения, среди казаков было немало представителей различных народов, выходцы из которых зачастую даже не были православными[1]. В этом отношении показательно, что в 1632 г. донские казаки, отказываясь давать присягу Москве, одним из аргументов своего отказа называли тот факт, что среди них живет много "бусурман" (мусульман), которые не могут "целовать крест" (присягать) по христианскому обычаю[2]. А в казачьей отписке (донесении) в Москву от 1658 г. видим такие слова: "А которые <...> у нас в Войске живут переезщики иноземцы - турки, и татаровя, да и греки, и иных розных земель люди, которые переезжают к нам, к Войску, на Дон <...> - и служат они, живучи у нас в Войске <...> государевы службы с нами вместе"[3]. И хотя среди казаков были люди совершенно разного этнического происхождения - встречались даже арапы[4], тем не менее татар в этом перечне следовало бы поставить на первое место, ибо только они выделяются в документах в особую группу донского населения под названием "донские татары".
Историография проблемы довольно бедна. Из серьезных работ можно назвать лишь статью С. В. Черницына "Некоторые аспекты этнических процессов в Войске Донском в XVII в. (на примере тюркоязычных переселенцев)"[5]. Отмечая неоднородный этнический состав населения донских ка (с. 398) зачьих городков (о чем сообщают различные источники XVI-XVII вв.), автор предпринимает попытку рассмотреть этнические процессы на Дону. С. В. Черницын констатирует, что процессы эти отнюдь не ограничивались ассимиляцией казаками восточнославянского происхождения (в первую очередь русскими) представителей неславянских народов. Среди последних автор подчеркивает преобладание на Дону тюркоязычных выходцев - в первую очередь, ногайских и крымских татар, а также турок, поскольку именно с этими народами казаки жили в соседстве и имели постоянные контакты. И хотя по большей части именно русские определяли политическое развитие Войска и основные черты культуры донского казачества, уже в источниках XVII в. упоминаются донские татары, несшие казачью службу. В документах, продолжает С. В. Черницын, эту группу называют также "наши татарове", "донские", "юртовые" татары, тем самым отделяя ее от враждебных казакам представителей тюркоязычных народов. Данному историческому феномену и уделяется главное внимание в рассматриваемой статье.
Как пишет С. В. Черницын, специальных исследований о донских татарах нет. Автором рассматриваются основные источники формирования данной группы. Это: добровольные "переезщики", плен, а также бегство из России на Дон новокрещенных татар из числа холопов (часто по подговору донских казаков). Впрочем, второй и третий пути чаще вели к ассимиляции, поскольку принятие христианства в этих случаях было правилом. Что касается "выходов" к казакам из окрестных земель, то автор приводит конкретные примеры таких переходов. Например, в войсковой отписке от февраля 1638 г., присланной в Москву из занятого казаками Азова, говорилось, что "прибежали де к ним в Азов из Нагай (из ногайских улусов, кочевавших "под Крымом". - О. К.) татарове..." и дали сведения о военных приготовлениях крымского хана. Частью эти примеры относятся ко времени пребывания казаков в Азове (1637-1642 гг.), но имеются они и за более поздний период времени. Например, в войсковой отписке от ноября 1646 г. сообщалось о трех "переещиках" из Азова 2 октября и называлось имя одного из них: "...А зовут Токмаметком Абызко, Шамаметев сын, родства Кипчаскова, азовские были жильцы". Подобные выходы автор делит на одиночные (или малыми группами) и групповые, когда к казакам "могли переходить и крупные коллективы, имевшие свою организацию и предводителей". По мнению автора, пример тому - перекочевка под Азов ногайских мурз в конце 30-х гг. XVII в.[6]
На основании данного материала С. В. Черницын делает ряд выводов. Так, он отмечает этническую неоднородность донских татар, поскольку они приходили на Дон из разных мест. При этом преобладал ногайский элемент - среди тех, кто переходил в Войско, констатирует автор, чаще всего упоминаются именно ногайские татары. С другой стороны, как мы видели, (с. 399) упоминаются и выходцы из Азова (после оставления его казаками). И это не только татары, но и турки. Донские татары-мусульмане иногда присутствуют в казачьих станицах, отправлявшихся Войском с донскими отписками в Москву, - впервые они упоминаются, по данным С. В. Черницына, в 1636 г. (это Олиманко Татарин и Сенчурко Татарин)[7]. От себя добавим, что подобные примеры можно привести и для более позднего времени, хотя они не так уж часты, да к тому же в составе станиц, когда последние насчитывали более десятка казаков - это один-два, максимум три человека, что отражает, безусловно, роль и значение донских татар среди казаков Дона. Последняя была, как представляется, не очень большой.
Следует сказать, что выводы автора не всегда убедительны. Так, верен, на наш взгляд, вывод о преобладании среди донских татар ногайского элемента (поскольку, по словам С. В. Черницына, среди тех, кто переходил в Войско, чаще всего упоминаются именно ногайские выходцы), однако данный вывод, думается, неверно аргументирован. В частности, выходы в конце 30-х гг. XVII в. на Дон из-под Крыма ногайских татар следует в большинстве случаев рассматривать как перекочевку (или перемещение) их к Астрахани, а вовсе не переход к казакам на житье. О переходах же на Дон "крупных коллективов" ногайских татар вообще говорить не приходится - низовья Дона были для них лишь перевалочным пунктом на пути к Астрахани. Когда переехавший из Крыма на Дон представитель крымской знати (он был из крымских ногаев) Адил-мурза захотел кочевать под Азовом и по данному поводу отправил в Москву своих людей с прошением об этом, ему ответили, что "то дело не статочное (невозможное. - О. К.): в Азове живут казаки своим казацким обычаем, а мурз и татар никово нет[8], и служить ему не с кем (т. е. нет такого примера. - О. К.). А казачья служба ему служить не пригож: человек чесной (честный, то есть знатный. - О. К.)"[9]. Наконец, С. В. Черницын пишет о компактном якобы проживании донских татар "в низовьях Дона при главном Войске", и ему неизвестны сведения об их проживании в других казачьих городках[10]. Как увидим далее, о "компактном проживании" донских татар только при казачьем центре говорить не приходится. В значительной степени эти ошибки вызваны скудостью сведений о донских татарах - последнее отмечает и сам автор. К тому же статья написана только на основе опубликованного материала[11]. (с. 400)
Таким образом, насущной задачей представляется поиск и разбор по данной теме неопубликованных материалов. Однако сначала, думается, необходимо понять, какие обстоятельства привели к тому, что на Дону особой социальной группой жили некрещенные татары-"бусурмане", с которыми, казалось бы, казаки вели непримиримую борьбу. Что за международная обстановка заставляла этих татар пребывать на стороне казаков? Чтобы ответить на эти вопросы, мы постараемся, насколько это возможно, на основе тех же неопубликованных документов коротко осветить положение в самом татарском мире.
Прежде всего следует отметить, что татары как ранее, в конце XVI - начале XVII в., так и в рассматриваемый период времени не представляли собой в политическом отношении единого целого. Они были расколоты на ряд политических объединений, зачастую враждовавших друг с другом. На юге существовало два главных политических объединения татар. Прежде всего это была Крымская орда ("Крымский улус"), занимавшая Крымский полуостров и Причерноморские степи. С другой стороны, близ Астра-хани с 1640-х гг. кочевали остатки Большой Ногайской орды, пребывавшие в русском поддан-стве и находившиеся под руководством астраханских воевод. Большая Ногайская орда еще в начале XVII в. являлась крупным политическим объединением татар, однако после перехода улусов Больших Ногаев в 30-е гг. XVII в. в Крым и возврата к началу 1640-х гг. обратно под Астрахань их силы оказались подорванными. Основу Большой Ногайской орды составляли улусы мурз трех основных родовых кланов этого объединения - Тинмаметевых, Урмаметевых, Иштерековых. Большая часть улусов Урмаметевых, правда, так и не вернулась под Астрахань, сохранив крымское подданство. "Под Крымом" они обычно кочевали по р. Молочные Воды, Бердам, а также близ Перекопа.
Между Азовом и р. Кубанью ("Кубой") кочевали улусы Малой Ногайской орды ("Казыев улус"), части которой временами принимали русское подданство и уходили на кочевья к востоку - в предгорья Кавказа (к Кабарде) и к р. Куме. Малые Ногаи традиционно подчинялись Крыму, однако, находясь в удалении от него, часто действовали на свой страх и риск. Существовала также немногочисленная группа азовских татар, живших в Азове или кочевавших близ него.
Ситуация политической разобщенности приводила к вражде и непрекращающимся набегам татар друг на друга. Конфликты усиливались и тем обстоятельством, что враждовавшие стороны принадлежали к разным государствам. Поэтому походы татар Большой Ногайской орды "под Крым", а также их нападения на Малых Ногаев и азовцев, и наоборот были вполне обычным делом.
В отписках астраханских воевод в Москву нередко встречаются известия о подобных набегах татар друг на друга. Иногда отряды татар отправлялись из-под Астрахани в набеги "под Крым" по распоряжению астраханских властей и подробно отчитывались перед ними по возвращении. Поэтому из отписок в Москву астраханских воевод можно почерпнуть немало сведений (с. 401) о практике таких набегов. Думается, лучше, чем говорить своими словами, привести несколько примеров из архивных источников. Вот два характерных эпизода.
В конце декабря 1637 г. из Астрахани "под Крым и под ногайские улусы" (последние кочевали тогда "под Крымом") для "проведыванья крымских, и нагайских, и всяких вестей, и для языков (т. е. с целью получения информации о недругах. - О. К.)", а также для "кон-ского отгону" был отправлен отряд из 50 "охочих" едисанских татар. Позднее, во время расспроса, они показали следующее. Отряд переправился через Дон в районе казачьего Есаулова городка[12], откуда направился в поход "под Крым". В Крымской степи "на урочище Ерклые"[13] (в другом месте - "Еркелы") астраханские татары подметили ногайских "зверовщиков" (т. е., как пояснено в документе, татар, которые "выезжают из улусов своих для зверовья" - охоты на зверя), у которых они "ночью украдом" отогнали "с полтараста лошадей". "В языках" захватить никого не удалось. После этого едисанский отряд тем же путем вернулся с добычей обратно в Астрахань[14].
В конце января 1638 г. из Астрахани было отпущено в новый набег 70 юртовских и едисанских татар[15]. Вернулись они в марте, и также были подвергнуты расспросу. Подробности данного похода таковы. При переправе через Дон опять же в районе Есаулова городка к татарскому отряду присоединилось 60 донских казаков, отправившихся вместе с ним в набег "под Крым". С пути, однако, казаки вынуждены были вернуться обратно, поскольку у них "пристали лошади". Астраханские же татары в Крымской степи на р. Бузане ("Бузуне") "наехали <...> на зверовье" (охоте) "нагайских татар в трех местах со сто с шездесят (сто шестьдесят. - О. К.) человек", отогнав у них "изгоном" (то есть внезапным нападением) четыреста лошадей и захватив в плен одного татарина. С этой добычей они и вернулись обратно к Есаулову городку[16]. Подобные примеры можно продолжать.
Совершались подобные экспедиции и на Ногайскую степь. Так, в апреле 1650 г. под Азов был отправлен отряд из 40 юртовских и ногайских татар. Любопытно, что в поход татары вызвались сами, подав воеводам в съезжей избе челобитную с просьбой разрешить им идти "из Астарахани <...> для поиску крымских людей и для проведывания вестей". За полтора дня пути от Азова на р. Ее астраханский отряд "съехал" (встретил) на дороге, шедшей из Азова к улусам Малого Ногая, "казыевских татар двадцать человек (с. 402) конных". С ними же было две телеги "с полоном" (православными пленниками). Нападение было предпринято внезапно ("безвестно") днем, "в обедную пору". В ходе боя несколько казыевцев было убито на месте, прочие же, "покиня полон и телеги, розбежались врознь"; в ходе преследования было убито еще несколько человек.
Из расспроса освобожденных астраханскими татарами "полоняников" выяснилось, что все они были "белорусцы" (украинцы) из-под Киева, в плен же попали в ходе совместных действий запорожских казаков и крымских татар против поляков. "Полоняников" этих было восемь человек, в том числе три девушки и пятеро подростков - последние в возрасте от 10 до 14 лет. Возвращавшиеся из похода "в Литву" татары везли их к себе в улусы[17].
Подобные эпизоды нередко можно встретить в отписках в Москву астраханских воевод. Так, в 1644 г. небольшой отряд татар из Астрахани напал под Азовом на азовских татар, захватил у них лошадей, но на обратном пути был настигнут превосходящими силами и разгромлен. В 1636 г. значительный отряд русских и татар напал на шедшие в Азов из-под Кабарды кочевья Казыева улуса, отогнал у татар "конские табуны", но на преследовании был разбит, потеряв всю добычу[18], и т. д. Все это были будни Ногайской степи.
С другой стороны, такие же нападения совершались на кочевья Большой Ногайской орды казыевскими и азовскими татарами. В качестве примера приведем только один подобный эпизод. 29 мая 1651 г. из улусов кочевавших под Астраханью ногайских Эл-мурзы Янмаметева и Ислам-мурзы Чубармаметева в поход на Ногайскую степь отправилось тридцать пять человек. Как значится в воеводской отписке, поход был предпринят татарами "для проведыванья о приходе под улусы их крымских, и азовских, и темрюцких, и казыевских воинских людей, чтоб <...> (они. - О. К.) под улусы их безвестно не пришли, и <...> конских и животинных табунов не отогнали". На второй и третий день, однако, ушедшие в поход "прибежали <...> в улусы врознь на лошедях, а иные пеши", сообщив мурзам, что "в днище" (в дне пути) от улусов они встретились с отрядом азовских татар, которые их "на степи <...> розгоняли, а иных переграбили, и лошади, и ружье (оружие. - О. К.) отбили", после чего направились обратно в Азов.
Из ногайских улусов была немедленно организована погоня во главе с упомянутыми мурзами. Азовцев удалось "сойти" (настигнуть) лишь в четвертый день "на урочище Таллыгуе". Основные силы астраханских татар остались при этом в засаде ("в прикрыте"), послав от себя "в подъезд <...> для поманки (приманки. - О. К.) к азовским татаром" пять человек. Погнавшись за ногайцами "всеми людьми", азовцы попали в засаду. В ходе боя восемь азовских татар было убито, четверо захвачено "в языках", остальные разогнаны[19]. Было захвачено значительное количество лошадей, (с. 403) а также походное имущество азовцев - как сказано в документе, ногайцы "коши их все поимали".
Из расспросов пленных выяснилось, что азовский отряд насчитывал тридцать три человека, все татары были "азовских улусов", кочевавших в тот момент под Азовом на р. Кагальник. В поход под Астрахань они ходили "для конского и животинного отгону" по своей инициативе. Примерно в дне пути от Астрахани на азовцев наткнулся "вневеды" (т. е. неожиданно для себя) упомянутый выше отряд ногайских татар. Не приняв боя, астраханские татары бросились бежать, потеряв во время бегства семнадцать лошадей и десять человек пленными. Выяснив от захваченных ногайцев, что их "конские и животинные табуны ходят против (около. - О. К.) Астарахани в ближних местех, и в улусах де у них, и в табунах сторожи крепкие, и опасенье (от набегов. - О. К.) болшое", азовские татары направились обратно в Азов. По пути они встретили и ограбили в степи еще несколько небольших групп астраханских татар (одна из них, в частности, возвращалась в Астрахань с Дона), пока не были настигнуты и разгромлены сами. Характерно, что захваченных астраханских татар азовцы, ограбив, отпускали[20].
Однако набеги друг на друга совершали не только Малые Ногаи и азовцы, с одной стороны, и Большие Ногаи - с другой. Уже примерно со второй трети XVII в. Большая Ногайская орда находилась в состоянии распада. Кланы мурз Тинмаметевых, Урмаметевых, Иштерековых часто враждовали друг с другом, при этом дело доходило и до кровавых конфликтов. После возвращения к 40-м гг. XVII в. основной части ногайских улусов из-под Крыма к Астрахани Урмаметевы мурзы остались в крымском подданстве, и набеги из Астрахани на Крымскую степь были направлены в первую очередь против них. (Еще ранее набеги "под Крым" остававшихся под Астраханью юртовских и едисанских татар совершались против кочевавших там Больших Ногаев в целом - см. выше.) Однако вражда существовала и внутри кланов ногайских мурз, вернувшихся из Крыма под Астрахань, и при обострении этой вражды усобицы и взаимные набеги становились обычным делом в Большой Ногайской орде. Случалось, что в конфликты мурз Большого Ногая вмешивались мурзы Ногая Малого, а также едисанские и юртовские татары, и тогда распутать клубок взаимных набегов, обид и счетов между мурзами было не под силу и астраханским воеводам.
Вот, к примеру, лишь некоторые эпизоды взаимных набегов ногайских татар в 1645-1646 гг. Осенью 1645 г. в кочевавшие под Кабардой казыевские улусы Девой-мурзы Канмурзина из Астрахани был послан "с листом" (грамотой) сын боярский Яков Есипов. Сам Девой-мурза, отколовшись в ходе вооруженного столкновения от прочих мурз Ма-лого Ногая, перешел со своими улусами в русское подданство (прочие казыевские мурзы кочевали в тот момент "под Крымом"). Характерно, что во время пребывания в улусах Девой-мурзы сына боярского Я. Есипова татарские мурзы и их "улусные люди" (с. 404) жаловались ему, что "им де обида от Болшого Нагаю от татар", которые "приходят под их улусы, и лошади у них отгоняют". Интересно, что во время пребывания самого Я. Есипова у татар неизвестные люди "приходили" (нападали) под казыевские улусы, и "лошеди отгоняли трожды (трижды. - О. К.)". Казыевцы поясняли, что это были ногайские татары. Тогда же к Девой-мурзе из ногайских улусов приезжал татарин для сыска угнанных у него лошадей. Ему действительно было оказано содействие в этом деле.
В татарской грамоте, отправленной из улусов Девой-мурзы в Астрахань, также звучали жалобы на бесчинства ногайцев. В частности, Большие Ногаи обвинялись в том, что они под казыевскими улусами "худо делают" - "лошеди емлют, и людей <...> проезжих грабят" (т. е. нападают на людей, выезжающих из улусов). В ответной грамоте из Астрахани, однако, казыевцам напоминали об их неоднократных набегах под Астрахань на улусы Больших Ногаев, а также сообщали о постоянных жалобах на них ногайских мурз по поводу того, что казыевские мурзы и татары, "приходя" под ногайские улусы, "лошади и животину крадут, и улусы громят". Воеводы приводили примеры конкретных набегов казыевцев. В конце грамоты звучала угроза послать из Астрахани на улусы Девой-мурзы "государевых ратных людей".
Грамота из Астрахани, тем не менее, успеха не возымела, и уже в конце марта 1646 г. на кочевавшие под Астраханью улусы кейкувата Янмамет-мурзы и его сына Ямгурчей-мурзы был совершен крупный набег казыевских мурз во главе с Девой-мурзой. Кочевавшие близ Астрахани Большие Ногаи в спешном порядке бежали под город; против казыевцев было выдвинуто даже несколько "приказов" (полков) пеших и конных астраханских стрельцов. Ходили слухи, что казыевский набег был совершен с ведома ногайского Чебан-мурзы Иштерекова, кочевавшего в тот момент в районе Терека и враждовавшего с Янмамет-мурзой и его детьми.
Конфликт между тем продолжался. Летом 1646 г. кейкуват Янмамет-мурза со своими "улусными людьми" ходил в поход на Чебан-мурзу. В ходе столкновения "на обе стороны" были "побиты <...> многие люди", в том числе погиб сын Янмамет-мурзы Ян-мурза. Тем не менее в ходе набега нападавшим удалось отогнать "ло-шеди многие". Впоследствии выяснилось, что в походе к Тереку на стороне Янмамет-мурзы участвовали также астраханские юртовские татары, не имеющие прямого отношения к конфликту.
Подвергшаяся нападению сторона, жалуясь в Астрахани на учиненное в ее улусах "разорение", потребовала сыскать и вернуть отогнанных лошадей. Однако, когда воеводы попытались осуществить это мероприятие, к ним поступила встречная челобитная со стороны Ямгурчей-мурзы. Тот, в частности, указывал, что набег был совершен в отместку за неоднократные набеги на их улусы Чебан-мурзы Иштерекова совместно с казыевским Девой-мурзой. Что же касается отогнанных лошадей, продолжал Ямгурчей-мурза, то ходившие в набег "те лошеди розпродали, и друзьям своим роздали". И если этих лошадей воеводы будут сыскивать и возвращать прежним владельцам, то "им де то будет в большое оскорбленье", тем более что за них был убит Ян-мурза, брат Ямгурчея. В результате сыскные мероприятия были прекра (с. 405) щены, чтобы, как писали в Москву воеводы, "меж их (татар. - О. К.) болшие ссоры не учинить"[21]. На этом, думается, можно остановиться - мы отнюдь не ставим перед собой цель пересказать все перипетии конфликтов в Большой Ногайской орде середины 40-х гг. XVII в. Наша задача более скромна - показать, насколько непро-стыми были взаимоотношения в татарском мире даже в пределах одной "орды", а также по возможности проследить тактику взаимных татарских набегов.
Итак, как видим, беспокойной и тревожной в военном отношении в 40-е гг. XVII в. была обстановка даже в подконтрольных Русскому государству степях. Конфликты в Ногайской орде происходили еще с XVI в., поэтому упомянутые события нельзя представлять себе как что-то из ряда вон выходящее[22]. Взаимные набеги производились даже несмотря на угрозу сыска и возврата "погромного" имущества. Тем более естественны были набеги на "чужих" татар, имущество которых сыску и возврату не подлежало вовсе.
В этом отношении важно отметить, что набеги донских казаков на подобном фоне оказываются лишь органичной частью беспокойной жизни степи, отнюдь не представляя собой чего-то необычного. На основе приведенного материала можно сделать вывод о сходстве казачьих и татарских приемов ведения степной войны. Это и малая численность отрядов, направлявшихся в набег, и нападения "украдом", "изгоном" (внезапно), нередко - ночью, и традиционная для степи цель набегов - лошадиные табуны и скот ("животина")[23]. Не случайно "донские татары" неплохо чувствовали себя среди казаков, а использование их опыта в ходе набегов под татарские улусы только придавало казакам дополнительные шансы на удачу[24]. Казачий быт Дона, целиком ориентированный на походы за добычей, весьма привлекал татар, многие из которых шли сюда "с бедности", в надежде (причем вовсе не призрачной) разбогатеть.
Безусловно, между казачьими и татарскими походами были и существенные отличия. Татары обычно не любили идти на жертвы, стараясь по возможности уклониться от боя. Казачьи же ватаги, вооруженные огнестрельным оружием и не боящиеся потерь, были в состоянии действовать более дерзко по сравнению с татарами. Тем не менее шансы на скорое обогащение, которые предоставляла "лихая" степь своим не менее "лихим" сынам[25], широко использовались как казаками, так и татарами. (с 406)
Как уже вскользь упоминалось, и татары Большой Ногайской орды, и казачий Дон находились под властью московских государей. Это, по-видимому, и стало главной причиной той исторически сложившейся ситуации, что Дон для татар, кочевавших под Астраханью, был в какой-то степени "своей" территорией. В частности, в источниках нередко встречаются случаи, когда татары, у которых донские казаки в ходе "воровских" (разбойничьих) походов на Волгу и каспийское взморье захватывали с целью получения выкупа родственников, ездили выкупать последних прямо в казачьи городки. Между тем, совсем по-иному обстояло дело с татарами улусов Малых Ногаев, перешедших под "руку" московского царя. Эти татары продолжали сохранять традиционные для них связи с турецким Азовом, и что это было именно так, хорошо видно из следующего эпизода.