Выдержки из доклада.
Некоторые «игроки» жизнями, убив одного или нескольких людей приобретают страсть к убийствам. Одни исследователи этого феномена видят в нем отголоски сексу-а.\ьного оргазма овладения чужим телом. Другие интерпретируют этот феномен как удовлетворение такими людьми своей шизоидной потребности в постоянно новых, нетривиальных, опасных или аморальных раздражителях.
Третьи полагают, что «игровое» участие в реальной войне — это удовлетворение рефлекса власти.
Такой «игрок» ощущает власть над житью и смертью своей и своего врага.
Видя очередной труп убитого им человека, он думает: «Трупом мог быть я, мы были в равных условиях боя, но трупом стал ты, значит моя власть выше твоей!» Эти и другие интерпретации феномена «героического убийцы» не могут объяснить всей его сложности.
Кавказский пленник
По крутой и извилистой улице спускаемся в центр села. Здесь как на сходке, на митинге много людей. Мужчины, их несколько сотен, заполнили площадь, перекресток, соседние улииы. По краям улиц, женщины на лотках, на столах и столиках продают, как на всякой базарной толкучке, множество ненужных вешей. Есть и нужные: лекарства, одежда, продукты. Цены дешевле, чем в Москве, но заметно, что у людей нет денег.
Кажется, это базар и должно быть шумно, толкотливо, но здесь ненормально тихо для такого скопища народа, кажется, собрана театральная массовка и все ждут знака таинственного режиссера, чтобы начать галдеть, покупать, торговаться. Мужчины тихо переговариваются, переходя от группы к группе, или просто молча стоят, женщины за прилавками сидят погруженные в свои мысли. Замершее, сонное царство. И над всем этим темное синее небо кажется очень близким, и жарче горное солнце.
Как же я сразу не понял! Это все «летная погода» сделала! Страх перед бомбежкой и подсознательный протест против него выгнал мужчин из домов, подвалов. «Вот — мы здесь! Не боимся! Мы все вместе. Нас — сила. Страх изгнан из наших сердец!» Они пришли обменяться информацией, которой ни у кого нет. Точно известно только то, что небо чисто и смертельно опасно.
Проталкиваясь через толпу, стараюсь не потерять из вида Мовлади. Вдруг слышу, кто-то кричит ему, не видя меня: «Мовлади, все говорят у тебя живет пленник, подполковник ФСК?» — меня как током ударило: какая мерзость... я в плен не сдавался, подполковником не был.
Напряженный страх, пригнавший сюда людей, теперь наполняет и меня, но не страх перед бомбежкой, ее я еще не знаю, а перед тем, что я чужой этим людям. Спиной начинаю ощущать, как какой-нибудь пьяный придурок, такие здесь есть, в оправдание своего затаенного страха перед реальным врагом стрельнет в меня. Выстрелы здесь раздаются часто, и со скуки, и от бахвальства.
Мальчишка безошибочно нашел нас с Мовлади в толпе. — «За ним приехали, — машина у префектуры». Я не рассчитывал, что Андрею Бабицкому удастся скоро вновь оказаться здесь. Мало ли что: ужесточится контрольный режим, попадет под бомбежку... Я готов был пробыть здесь долго. На вопрос чеченцев: «Надолго здесь?» — отвечал: «Может быть, до завтра, а может быть, навсегда...» Чеченцы смеялись, повторяли мою фразу, напевая ее на мотив из оперы «Кармен». Глаза блестели, чувствовалось — не понимают как относиться ко мне.
Андрей хоть и с опозданием приехал: Конечно, мне радостно. С ним бесшабашный, кудрявый, смотрящий как бы поверх всего, но все замечающий спецкор «Комсомольской правды» по Северному Кавказу Саша Евтушенко.
В уютном дворике дома, где я жил, с нами оказались трое по городскому одетых мужчин. Неспешная еда, бутылка водки. «Вы вообще не пьете или только в командировке?» И в который уже раз я отвечаю: «Я не в командировке... на пенсии...» Мои корреспонденты поднимали тосты, не замечая, что эта тройка, возможно, решала: отпускать ли меня из Свободной Чечни.
Одна из многочисленных встреч с чеченцами
Тут во двор вбежала соседка — стройная блондинка с тонкими чертами лица, похожая на англичанку или немку. Она дала мне книжку: «Пленники Большой Чечни», изданную в Грозном, в 1992 г. Благотворительным фондом имени шейха Мансура. В ней воспоминания воевавших здесь в начале XIX века русских офицеров и солдат, плененных чеченцами. На книжке надпись: «На добрую, вечную память от нас, чеченок, несчастных матерей. Хотели бы, чтобы хоть вы знали, что мы не бандиты. От учительницы Жанотаевой Банату Тамзоевны. 18.4.1995 год. Самый несчастный год для нас. Селение Шатой».
Побеждающие и побеждаемые
На многих войнах было замечено, что в госпиталях раны солдат, армия которых побеждает, заживают намного скорее, чем такие же раны солдат из армии, терпящей поражение. Причина — два разных состояния души (психики) у победителей и побежденных, состояния, рапично влияющие на тело, и на мысли, и на то. как общаются солдаты, и, конечно, на их боеспособность.
Результаты психологических исследований на чеченской войне меня удивили. У многих российских солдат, четыре месяца участвующих в кровопролитных боях, были психологические признаки «побеждаемой» армии. У противостоящих им боевиков — «побеждающей». Не только потому, что у солдат, не видяших оправдания этой войне, больше усталости, тревожности, изнуряющего страха (леденящего или жгучего). А у боевиков, горяших «праведным гневом», усталость и тревожность подавлены, естественный страх перевернулся (инвертировался) в смелость («холодную» — расчетливую, или в «горячую- — постоянно толкающую к опасности).
Есть вот еще что: психологам известно, что «побеждаемые» — различны, их легко классифицировать. Они и здесь разделены на «сломавшихся», «состарившихся» и др. «Побеждающие» как бы психологически подравниваются. И каждый боец при этом максимально проявляет свою индивидуальность. Поэтому боевиков классифицировать было трудно. Слабо проявилась лишь шкала: «замкнутые» — «общительные». У первых — углубленность в мысли, жестокость к врагу. У вторых усилено «чувство локтя» с соратниками, есть человечность, лояльность к побежденным.
И в обыденной жизни действует этот психо-социальный механизм: «Все несчастные семьи несчастны по-разному, счастливые семьи — одинаковы».
Солдат «побеждаемой» армии надо спасать — выводить из боя, из Чечни. Это первое. И второе: избавлять (реабилитировать) их от «чеченского» синдрома. Он будет намного тяжелее, чем «афганский» и для воевавших, и для всей России.
Психологические последствия войны
Корреспонденты рассказали как омоновцы избили одного из них. Казалось, спокойные офицеры почти мгновенно стали агрессивно-яростными. «Может быть, они зомбированы?!» По моему мнению, корреспонденты были свидетелями реализации высокопрофессиональной военной установки на превращение состояния бдительности в агрессию, упреждающую опасные действия противника. Однако чрезмерно длительное, морально не оправданное ожидание опасности даже у профессионалов может, изнуряя их психику, пробуждать беспричинные взрывы патологической жестокости.
Встреча с ранеными в сельской больнице
Выдержки доклад В отличие от младшей возрастной группы ряд военных старшей группы (войска министерства внутренних дел РФ) могли по истечении 45 дней уезжать из зоны боев и еще через 45 дней либо возвращаться назад, либо в дальнейш не участвовать в боях. При том быш выявлены два типа людей. Одни с большим напряжением выдерживали 45 суток в зоне боев и в дальнейшем не возвращались. Некоторые из них даже увольнялись из войск министерства внутренних дел.
Причиной увольнения нередко была моральная травма, полученная этими людьми на чеченской войне, когда они видели бесчеловечные, аморальные репрессии и мародерство. Часто причиной уклонения от участия в войне было пережитое в боевой обстановке чувство ужаса смерти. Другие — с удовольствием, многократно побывали в Чечне, в зоне боев.
В чеченских селах «освобожденных» ОМОНом мне было трудно опрашивать людей: не отвечая на мои вопросы о психологических переживаниях во время и после нескольких месяцев войны, жители часто плача жаловались на бесчинства войск. «Вывезли все имущество, нажитое долгими годами труда», — я видел разоренное жилище. «Увезли мебель, ковры, телевизор, адом подожгли», — я стоял рядом с пожарищем. Этого я не ожидал, о жестокостях слышал... но мародерство?! Врагом №1, который страшнее противника, на всех войнах был мародер. Он разлагал войско, лишал боеспособности. Мародеров на фронте расстреливали на месте.
А здесь оно, что же — санкционировано?! Зачем? Почему? Один прапорщик сказал мне: «Это все ОМОН, наемники. Оплата у них не велика, вот и разрешают вывозить вещи». И чеченцы. и русские в местах прошедших боев спрашивали меня: «Зачем такая жестокость ОМОНа? Почему им позволено вывозить вещи?»
Очевидность была невероятна — я чувствовал себя бессильным понять такую «логику» войны. Некоторые меня успокаивали: это отражение хаоса, царящего в России, падения морали, хаоса в армии. Но совершенно другое объяснение я услышал уже возвращаясь из Чечни. Еще возбужденный чеченскими впечатлениями как заведенный, продолжая свои психологические опросы, я обратился к сидящему рядом худощавому полковнику. В петлицах его новой формы блестели перекрещенные пушки.
Выслушав меня, он согласился с тем, что война обостряет психологический настрой общества, потрясает его основы. После первой мировой войны два миллиона солдат, вернувшись с фронта (этот феномен называется «человек с ружьем») стали главной революционной силой, разрушившей Российскую империю. Человек, испытав свою жестокость и жестокость противника, претерпев страх смерти и отчаяние, часто становится непримиримым поборником правды и справедливости, утверждая их нередко с бесчеловечной жестокостью.
Афганская война немало способствовала распаду СССР. Чеченская война может вести к распаду еще не укрепившуюся государственность России. Возвращающиеся офицеры и солдаты будут центрами кристализации жестоких расправ с коррумпированными администраторами и бесчестными финансистами, что усилит социальные и психологические потрясения. «Это несколько наивно, — заметил полковник. — Беда, что распад России после Чечни пойдет через кровь гражданской войны.
Вокруг Москвы, — продолжил он, — были три пояса противовоздушной обороны. Сейчас меньше трети одного пояса осталось. Освобождающиеся места дислокации ПВО замещаются войсками ОМОН, в которых командный состав комплектуется офицерами, имеющими психологический опыт жестокого обращения с населением в Чечне».
Полковник оставил меня с мыслями о психологических последствиях замены ПВО ОМОНом, подготовленным в Чечне. К чему подготовленным?
Выдержки доклад Люди, возвратившиеся с войны, научившиеся убивать, испытав свою жестокость и жестокость противника, перетерпев страх смерти и отчаяние поражений, часто становятся: одни непримиримыми борцами за справедливость, утверждая ее нередко с бесчеловечной жестокостью, другие пополняют преступные группировки. И первые, и вторые становятся генераторами социальной и политической нестабильности в России.
Влияние людей, наделенных на чеченской войне психологическим комплексом «героического убийцы», обозначенном выше, будет важным элементом nocлeвoенного «чеченского синдрома».
Это исследование врача-психолога имеет строгие временные границы: январь-апрель 1995 года