Дед

Старые часы показывали ровно тринадцать часов. Самое время для обеда.

На чугунную конфорку, через которую пробивались желтые язычки пламени из белёной печки, встал старый, закопченный чайник.

Василий Петрович не признавал общепринятый способ заваривания, да и настоящего чая он не покупал в деревенском магазине уже лет пять. Вместо оригинала в чайнике закипал крепкий отвар из шиповника, мяты и десятка других лесных трав.

Сладостей к этому отвару не полагалось. Для редких гостей Василий Петрович доставал из старого серванта сахар в мутной от времени стеклянной сахарнице.

Раньше в этом доме водилось и варенье. Малиновые кусты за околицей каждый год ломились от крупных багровых ягод, а лес одаривал черникой и ежевикой.

Но после смерти Клавдии Ильиничны позапрошлой зимой, на варенье просто стало не хватать времени. Да и годы брали своё, как никак в этом году Василию Петровичу стукнуло восемьдесят.

Рядом с чайником на соседнюю конфорку пристроилась видавшая многое сковородка. Скворчащий кусочек сала на ней предвосхитил картошку с грибами.

Простая и неприхотливая пища для простого человека.

Но пообедать помешали гости...

- Эй! Хозяин! Выходи! - в оконное стекло настойчиво постучали.

Василий Петрович не любил гостей. В соседней деревне его знали как угрюмого и нелюдимого старика, и без необходимости к нему на хутор старались не появляться. Три поколения мальчишек отмачивали  свои пятые точки в тазах после того как пытались обнести пасеку Петровича. Этой самой пасеки нет уже скоро десять лет, но местные мужики до сих пор помнили заряды соли из стариковской двустволки.

Само ружье до сих пор на всякий, как сегодня, случай висело на гвозде в прихожей. Всегда заряженное в одном стволе солью, в другом дробью.

Милиции Василий Петрович не боялся. А чего её бояться, когда начальник райотдела это твой родной сын?

- Кто вы такие? Я Вас не звал, - вместо приветствия встретил незваных визитёров дед, отворив входную дверь.

- Ты бы, старик, ружьё опустил, а то поранишь, неровен час, кого нибудь, - усмехаясь ответил короткостриженый здоровяк в спортивном костюме. Его окружали еще трое таких же , как под копирку, амбалов. Все нагло лыбились, глядя на пожилого хозяина хутора.

- Кто вы такие? - повторил вопрос Василий Петрович, выстрелив в воздух солью и тут же направив второй заряженный дробью ствол на говорившего братка.

Выстрел словно щеткой смахнул самонадеянность с лиц гостей.

- У тебя один патрон остался, а нас тут четверо. На всех не хватит,  - с вызовом заявил один из них.

- На всех не хватит. А тебе хватит за глаза. Хочешь получить свою долю? Или ты хочешь попробовать, - дед попеременно направлял оружие на визитёров. - Ну, кто смелый?

- Успокойся, старый, не глупи. Мы же не просто так в такую глушь к тебе тащились, - выставив ладони вперёд заговорил первый спортсмен. - А ну, Ширик, тащи сюда барыгу.

Один из братков медленно, спиной, не сводя взгляда с ружья вышел из распахнутой калитки к двум припаркованным вишнёвым девяткам. Открыв заднюю пассажирскую дверь, он что-то вытащил наружу, и резко поднял. Это оказался человек, связанный по рукам и ногам, с синим и заплывшим от побоев лицом. Тут же к его виску был приставлен пистолет, вытертый до белизны ТТ.

- Теперь понимаешь, что мы не просто так? - вновь заулыбался первый, видимо главарь бандитов.

- Деда, прости, - заговорил пленник, глотая слёзы. - они отрезали мне пальцы на ногах. Я не смог...

- Чего разревелся как баба? Не мужик что ли? Ну отрезали тебе по мизинцу, щас твой дед за тебя долг заплатит, и заживёт всё. Даже бегать сможешь! Так ведь, старый?

- Какой долг? - угрюмо ответил Василий Петрович.

Внука твоего. Он нам денег задолжал, двадцать кусков грина. Но мы люди великодушные, готовы половину простить.

- А я то тут причем? Сын за отца не отвечает, а отец за сына. А тут вообще внук, - ружьё даже не подумало опускаться, но незваные гости уже чувствовали себя хозяевами положения.

- Так-то оно так, но ведь это твоя родная кровь. Дашь нам его на съедение? Мы же из него ремни резать будем, паяльник в задницу засунем и в розетку вставим. Мы вообще ещё те затейники.

- Откуда у меня куски этого самого грина?

- Долларов старик, долларов США. Твой дорогой внучок должен нам десять тысяч долларов.

- Оглядись вокруг. Откуда у меня такие деньги?

- Да внучок твой проболтался, что ты с Войны золото немецкое привёз, в слитках и монетах. Если это правда, то давай меняться, ты нам это золото, а мы тебе живого внука. Если нет, то мы его прямо здесь пристрелим, а будешь дергаться — то и тебя следом. Усёк?

- Ясно, - дед медленно опустил двустволку, один из спортсменов тут же подскочил и вырвал её себе.

- Отличный обрез выйдет! - радостно заявил он рассматривая трофей.

- Так есть золото, не соврал внук?

- Есть, - глядя из под густых бровей, процедил Василий Петрович.

- Тогда неси его и бум меняться, - главарь от хорошей новости расцвел и был чрезвычайно весел.

- В лес надо идти. Прикопано оно там.

- В лес, говоришь. А не боишься, что грибники и охотники давно золото к рукам прибрали?

- Не ходит тут никто. Я один.

- Ну коль так, то иди в лес. А мы тебя тут подождём. А чтоб ты чего плохого не удумал, двое моих с тобой пойдут. Они золото назад помогут дотащить, чтобы ты не надорвался! - уже в открытую расхохотался бандит. - Ширик и Лапа, сопроводите деда.

- Ага, сделаем, - почти хором ответили наглые детины.

- Ну а мы с нашим Васенькой внутри подождём, да, идиота кусок, - и пленнику прилетела тяжелая оплеуха.

Дом был старым. Но крепким, сложенным из толстых бревен в два этажа с довольно крутой деревянной лестницей. Еще до смерти Клавдии Ильиничны на второй этаж перестали подниматься, тяжело, да и смысла особого нет. Двум старикам хватало и первого этажа с просторной гостиной и кухней, примостившейся к русской печи.

Смотри ка, нас встречают обедом! - главарь ловко подхватил вилку со стола и отправил себе в рот кусочек картошки из снятой с огня сковородки. - Давай, Тимоха, угощайся.

Пленника бросили на старую панцирную кровать, и больше не обращая на него внимание, быстро подъели приготовленную Василием Петровичем пищу.

- Карась, смотри, а дед-то душевный человек, даже самогон приготовил, как знал! - к картошке на стол была выставлена бутыль с мутной жидкостью.

- За хорошего человека грех не выпить, - лыбился главарь. - А пока, Карась, пошукай здесь, может найдешь чего интересного.

Ага, щас!

***

Ну а пока незваные гости чувствовали себя хозяевами небольшого лесного хутора, Василий Петрович пробирался по густым лесным зарослям под аккомпанемент не затыкающегося Ширика, который в предвкушении большого куша безпередыху трепал языком.

- Ну я этой дуре и говорю — Соси, или зубы выбью!

- А она чо? - заинтересовано спросил второй по кличке Лапа.

- Чо, чо, встала на колени на заплеванный пол в курилке ДК и отсасала! Прикинь!

- Шалава, значит.

- Да нет! Просто я любую уболтать сумею!

- Так уж и любую?

- Любую! Хочешь поспорим!

- На скока?

- На кусок грина!

- А спорим!

- Вот сейчас золото получим и я тебе докажу! Слышь, старый, сколько еще пилить?

- А всё, милки, чай дошли. Вон в тех кустах прикопано, прям за тем поваленым бревном.

***

- Пахан, смотри чо нашел! - бандит, с погонялом Карась, которое очень подходило его худому, угловатому лицу, положил перед главарём картонную коробку, обернутую промасленной тканью.

- Щас поглядим, - захмелевший командир быстро развернул тряпку и вскрыл картонку. - Так, что тут у нас? Два ордена карсной звезды, один красного знамени, орден славы, медаль за половые потуги тоже имеется. Ну ка, а это что? Семь немецких крестов! Да я их только в кино видел! Ничего себе, солидный иконостас!

- Я барыгу на базаре знаю, он эти ордена и медали у нас с руками оторвёт! Баксами рассчитается!

Нет руки я отдавать всяким барыгам не буду, даже за баксы, - настроение главаря улучшилось еще больше. - - --- Слышь, обудок, - обратился он к пленику, лежащему у его ног. - откуда у твоего деда всё это? Навоевал?

- Да, - задыхаясь ответил тот. - Он разведчиком был. За линию фронта ходил. Языков приводил.

- А кресты откуда?

- С пленных языков. А нет, с зарезанных им офицеров. Точно, с зарезанных.

- В смысле зарезанных?

- Дед рассказывал, что не всегда была возможность языка до наших дотащить, и тогда он их просто ножом прирезал, а командованию их вещи приносил, чтобы доказать что реально в тылу был, а не в овраге отсиживался. Эти кресты с офицеров были, ну он их себе на память и оставил.

- Люто...

- Дед немцев не любит. Даже сейчас если какой фриц ему попадется — заколет как свинью. К нам в район лет пятнадцать назад делегация с ГДР приезжала. Я тогда еще сопляком был. Так дед со всей делегацией разодрался, насилу утихомирили.

- За что же так?

- Немцы его семью полностью во время войны вывели. Жену и всех детей в сарае сожгли. Младшему тогда и двух лет не было.

- Кому ты лепишь? - встрепенулся Карась, отвесив пленнику пинка. - Если немцы всех сожгли, ты то как на свет появился?

- Так не бабку же мою сожгли, а его первую жену. Дед то до войны под Могилёвом жил, а когда война закончилась и его демобилизовали — поехал куда глаза глядят. А тут на одной из станций бабка вышла,  в мужья позвала того, кто согласится.  У неё мужа немцы в сорок втором под Харьковом убили, вот она и решилась. Ну дед не думая, и выпрыгнул из вагона на ходу. Так и прожили почти сорок лет душа в душу.

- Слезливая история. Жаль закончиться она грустно?

- Почему?

- Ты правда поверил, что мы отпустим тебя, когда получим золото? Да у тебя же дядя мент. Ты ж к нему сразу ломанёшься, чтоб шкуру свою паршивую спасти.

- Но ты же обещал?

- Обещал. Но я тебя обманул. Так бывает, извини.

***

- Старый черт! Куда ты нас завёл?! - кричал Ширик пытаясь извиваться по земле, но этому мешали стальные скобы, плотно обхватившие правую голень бандита.

- Что эта за хрень? - Лапа склонился над товарищем, пытаясь разомкнуть металлические тиски.

- А это, братцы, капкан. Я его давеча на медведя поставил, - заговорил тихим спокойным голосом Василий Петрович, неожиданным образом оказавшийся за спиной Лапы.

Привычным для себя движением он обхватил левой рукой подбородок бандита, оттянул его чуть левее и кверху, а правой вонзил в мягкую шею небольшой и старый перочинный ножик, который в других условиях сгодился бы только для сбора грибов.

- Дед, ты чего! Дед! - закричал Ширик с округлившимися от ужаса глазами, пытаясь нащупать рукой выпавший пистоле. - Дед не надо! Дед!

Василий Петрович тем временем не торопился. Пистолет был вне досягаемости бандита, и он это видел, поэтому лишняя спешка была ни к чему. Да и не любил Василий Петрович спешить. Всё нужно делать обстоятельно.

Выдернув из вспоротой шеи Лапы нож, старик медленно обтёр его об одежду трупа. Так же медленно подошел к выпавшему ТТ, затасканному до белизны.

- Знаешь, я Токарева с войны в руках не держал, - сказал дед, поднимая оружие. - Не плохой пистолет, но я больше Вальтер любил. Он как-то понадежнее казался, да и предохранитель опять же на нём был. Даже с Войны именно Вальтер привёз. Он у меня здесь недалеко прикопан. Пару раз довелось воспользоваться. - Василий Петрович осторожно присел на корточки рядом со скулящим Шириком. - У меня дочка была, Сашенька. Девка красивая, видная. Вся в мать. А тут шабашники приехали, коровник в деревне строить, или еще чего. Сейчас уж не упомню. Да и снасильничали они Сашу. А та, дура, возьми да повесься от стыда. Честная была. Пришлось трофейный пистолет откапывать, а шабашников прикапывать. А помогал мне их закапывать Петька, который сейчас райотделом заведует. Ему тогда только пятнадцать стукнуло. Уж больно он старшую сестрёнку любил. Именно поэтому он потом в милицию и пошел, чтоб всех таких гадов-шабашников давить в зародыше, чтоб они жизни честных людей не губили. Но я смотрю, не справляется он. Вот ты например. Жил бы себе где-нибудь в другом месте, горох бы выращивал, да другим людям бы не мешал. А ты девок по ДК насильничаешь. Плохо это.

Дуло пистолета уперлось бандиту в пах.

- Не надо! Прошу! - по перемазанным грязью щекам потекли слёзы.

- Та девчонка в ДК тебя ведь так же просила? А ты ей зубы выбить пообещал. Плохо это.

Выстрел. Вскрик. И громкий протяжный вой. Но Василий Петрович не оборачивался.

***

- Что-то долго наших нет. Не случилось бы чего?

- Думаешь на медведя в лесу напороться могут? Дык не с голым ведь хером, если что — отобьются. - главарь совсем уже осоловел, допивая чужой самогон. - Но если ты боишься — сходи встреть.

- А чо я-то сразу?

- Ну не я же? Иди давай! Может реально что-то случилось. Или золота нашли столько, что дотащить не могут.

Но стоило Карасю выйти из дома, как входная дверь открылась и на пороге появился Василий Петрович, сжимающий в сухой руке грязный холщовый мешок.

- Вот, - сказал он, бросив мешок на стол. - тут должно хватить за моего обормота.

- Не понял, а где мои хлопцы, - непонимающими пьяными глазами глядел главарь на хозяина дома.

- На околице стоят, у машин курят. А ты золото принимай, и проваливай по добру поздорову.  У нас полный расчёт.

- Э-э-э-э, не так быстро. Тут маловато будет. Я у тебя еще медальки твои с орденами заберу. Тебе, старый они совсем без дела, носить тебе их негде, а мне сгодятся.

- Забирай, - сухо ответил дед. - Забирай и чтоб духу я вашего здесь более не чуял.

- Ну лады, старый. Договорились, - пахан весело улыбнулся, подхватил мешок, сунул туда коробку с наградами, и продолжая ухмыляться вышел из комнаты.

- Дед, они убьют нас! - тут же зашипилявил внук.

- Не убьют, - спокойно ответил старик, распутывая узы пленника.

- Но...

- Я сказал, не убьют, значит не убьют. Когда я пустое говорил?

- Никогда.

- Тогда зачем споришь. Они получили то, зачем приехали. Теперь мы им без надобности. Теперь им всё без надобности.

В сенях что-то рухнуло, было слышно как по доскам пола покатился то ли таз, то ли ведро.

- Это они! - внук тут же сжался, словно пружина.

- Ну как сказать. Не они, а он. Крепкий. Еще не подох.

- Но как?

- Берешь нож, берешь грабли, отпиливаешь у граблей черенок пополам, и привязываешь к нему нож. Ну а сени у меня тёмные. С зимы проводку починить не могу. Но всё лучше, чем этого кабана отсюда вытаскивать. Всё же годы.

- И что теперь?

- Дядьку твоего, Петра звать надо... гостей же закапывать надо, и ты мне тут сейчас не помощник, обормот ты мой.

Улыбка озарила лицо Василия Петровича, когда он прижал голову внука к своей груди и заплакал.