ОМЦ:Была ли во время неконвенционной фазы борьбы какая-то доктрина борьбы с повстанцами, которой вы могли бы руководствоваться, или приходилось только следовать подходу: «смотри и учись»?
Брейтенбах:Я бы сказал, что доктрины или боевые уставы, как при конвенционных конфликтах так и при борьбе с повстанцами – особенно при мобильных операциях в сельской местности – будут похожи. Мы все изучали как организовать временный опорный пункт, построить убежище, устроить засаду, не попасть в засаду противника, замести следы, прочитать следы, организовать многодневный наблюдательный пост, вести наступление на опорный пункт или на позицию — все необходимое для выживания, в том числе в буше. Кое-что было взято из книг, что-то из опыта британцев в Малайзии и американцев во Вьетнаме. Но все эти навыки должны были быть адаптированы к текущей обстановке — противнику и местности. Мы экспериментировали и исследовали нашу отрасль знания, никогда не следовали слепо содержанию книги. Особенно когда мы действовали как интегрированная группа с воздушной поддержкой. Была, например, разработанная нами в сотрудничестве с родезийцами так называемая концепция «Файрфорс» (поддерживаемые вертолетами молниеносные удары против опорных пунктов), которая в конечном счете причинила СВАПО гораздо большие потери чем все остальные оперативные методы. Существующая литература при этом также использовалась в качестве отправной точки — тем более американцам уже во Вьетнаме была знакома аналогичная концепция — но ее данные всегда видоизменялись и приспосабливались к весьма различающимся требованиям каждой ситуации, к широкому спектру противников – который колебался от закаленных в бою партизан СВАПО до пушечного мяса ФАПЛА и слегка нерешительных кубинцев. Только психологическая устойчивость и мастерство командиров в применении изученного, а также частое опробование боевых приемов на местности и противнике обеспечивали эффективность 32-го батальона в любой ситуации.
Для закрепления этих навыков и выработки новых концепций мы создали превосходный учебный центр на одном из наших южных опорных пунктов в западном Каприви (база «Буффало»). Там, на различных курсах и школах, весь личный состав подразделения проходил обучение по тем видам боя, которые ожидались. Содержание этого обучения должно было постоянно модифицироваться, чтобы удовлетворять практическим требованиям войны. А под конец у нас были даже механизированные роты, бронемашины и артиллерия, чтобы быть готовыми исключительно к конвенционным угрозам со стороны ФАПЛА или кубинцев, тогда как партизаны СВАПО в основном исчезли. Так что обучение проводилось таким образом, что включало в себя новую тактику, новые директивы ведения боя и новые системы оружия.
ОМЦ:Были ли какие-то трудности с адаптацией?
Брейтенбах:Нет. Мы воевали исключительно в отдаленных областях, даже без рудиментарной инфраструктуры в радиусе тысяч километров буша. Однако эти проблемы черные солдаты 32-го батальона переносили гораздо легче, чем городские белые призывники. Так что, даже в таких условиях подразделение всегда было на высоте.
ОМЦ:При таком неоднородном составе подразделения, возникает вопрос: играли ли какую-то роль, и если да то при каких обстоятельствах, межнациональные и межплеменные разногласия?
Брейтенбах:Было такое, потому что личный состав подразделения происходил из семи различных племен Анголы. У всех был свой родной язык, но все использовали португальский как лингва франка. Племена Юго-Западной Африки — Намибии точно не питали к ним симпатии, что было главной причиной того, почему они не использовались для борьбы с повстанцами к югу от границы. Напротив, южные племена Анголы — если они не находились под властью СВАПО или ФАПЛА — испытывали некоторый энтузиазм.
Когда я принял Chipe Esquadrao, то не был осведомлен о племенной принадлежности людей. Подразделения были перемешаны, без какой-либо связи с этим. Операция «Саванна», если оглянуться назад, представляется обручем, который связал людей вместе, благодаря выкованному в бою товариществу; и оно оказалось крепче, чем межплеменные противоречия. Тем не менее, по окончании операции я поставил себе задачу разъяснить людям, что я не потерплю землячества, политики и даже системы двойного управления – которое существовало, когда лояльность войск еще распределялась между мной и Чипендой. В будущем должно быть только одно племя, а именно батальон, и я в этом племени«вождь», таков был посыл. Несколько человек, которые этого не приняли, были отправлены в лагерь беженцев в Рунду.
Я пытался создать дух подразделения, что обычно присуще только в специальным силам. Серия их побед в полностью завершенной операции «Саванна», и уважение, выражаемое им белыми войсками, от которых нам был придан эскадрон броневиков, послужили для этого хорошей основой. Мы разработали эмблему войск, берет, пояс и нарукавный шеврон. Неизбежным результатом было, что солдаты начинали, как школьники, гордиться своей униформой и чувствовать себя — особенно в присутствии женского пола — на три метра ростом.
ОМЦ:Как выглядели в батальоне отношения между расами, с учетом того, что командиры были в основном белыми? И это во времена расовой сегрегации?
Брейтенбах:Первоначально все командиры, начиная с уровня взвода, были белые южноафриканцы, пока мы не начали посылать на офицерские курсы закаленных в боях черных сержантов и унтеров – после чего некоторые из них могли быть назначены командирами взводов и рот. Я проводил политику открытого предпочтения выходцев из черных солдат. Все белые претенденты на членство в батальоне должны были проходить строгий отбор, сравнимый с таким же в специальных силах, таких как САС. Если они проявляли какие-то тенденции апартеида, их отправляли туда, откуда они пришли. Затем все командиры взводов должны были успешно пройти последнее испытание: получить признание у своих людей. Которое вырабатывалось в первом бою, где можно было пронаблюдать их реакцию. Вместо того, чтобы действовать против противника так, как они делали это обычно, они сперва ждали как поведут себя «новички» и анализировали их «огнестойкость». Я всегда консультировался с черными унтерофицерами. Если они признавали новичка энергичным командиром – его будущее в батальоне было обеспечено, если нет – его немедленно переводили.
Связь между черными солдатами и белыми командирами укрепилась настолько, что у меня возникали проблемы с задействованием взводов, когда командир взвода был в отпуске, переводился в другое подразделение или, как к сожалению слишком часто происходило, получал ранение и улетал в Южную Африку. Тогда они тяжело переносили бои и приветствовали возвращение своего «tenenti»с большим воодушевлением и часто более чем с парой пива.
Батальон был для людей центром жизни, внешний мир почти не замечался, и они были изолированы от политики и других событий. Отчасти так было потому, что мы и физически были заблокированы, и база «Буффало» представляла собой герметично огороженную область – «запретную зону» в Каванго, в которой жили солдаты и члены их семей.
ОМЦ: Наряду с лояльностью, боевым духом и боевым товариществом, о котором говорилось до сих пор, имелась ли другая мотивация, влиявшая на войска?
Брейтенбах:Среди личного состава, несомненно, были твердые антикоммунисты, особенно среди бывших людей ФНЛА, но это никогда особенно не подчеркивалось и не выставлялось на обозрение. К середине 1976 года весь личный состав батальона был приписан к южноафриканской армии. Она стала для них новым домом, особенно после того как они получили южноафриканское гражданство. Иногда мы брали в плен солдат ФАПЛА или УНИТА, которые все без исключения присоединялись к нам. Мы могли ожидать, что эти пленные будут «пропитаны» русским или китайским коммунизмом. Но они отказывались от этой чуждой идеологии и полагали за честь воевать в нашем подразделении, очевидно потому, что находили притягательным дух 32-го батальона.
ОМЦ:Были ли успешные попытки со стороны противника внедриться в подразделение и подорвать моральный дух или разжечь конфликт лояльности?
Брейтенбах:После «Саванны» была попытка партийного секретаря ФНЛА Роберто вернуться на политическую сцену, в ходе чего он хотел взять под контроль батальон, чтобы идти с ним на Луанду. Я полагаю, это было связано с неудачной попыткой наемников «полковника» Каррена вырвать Анголу у МПЛА. Партийный секретарь имел доступ в «Буффало» и наши тайные объекты в Окаванго, но я помешал его плану, прогнав его и немногих его сторонников в лагерь беженцев к югу от Рунду. Никогда больше никакому противнику проникнуть в наше подразделение не удавалось, потому что «агентов» весьма быстро и с энтузиазмом разоблачали новобранцы, прибывавшие в 32-й батальон.
ОМЦ:В некоторых ваших книгах вы подчеркиваете, что политики продемонстрировали недостаточную способность или готовность понимать динамику и природу этого конфликта. Это нередкое обвинение солдата в адрес политиков. Можно ли сделать вывод, в этом конкретном случае, что исход войны был бы другим, если бы командиры имели большую свободу действий?
Брейтенбах:Нужно заботиться о том, чтобы над командиром не стояло руководство, которое находилось бы в конфликте с нашей демократической философией или конституцией. Генералов не выбирают, но со стороны правительства они побуждаются к тому, чтобы исполнять четко определенные военные задачи. Однако задачи, которые поступают верховному командованию от правительства, должны устанавливать цели, ограничения и другие параметры, чего можно достичь только соответствующим планированием совместно с высшим военным командованием. В Южной Африке это достигалось через Государственный совет безопасности (ССК). Уинстон Черчилль для этой цели во время второй мировой войны созвал военный кабинет, в котором были представлены и интегрированы ВМС, сухопутные войска и ВВС, под бдительным оком лорда Алана Брука, правой руки Черчилля. Наш ССК мыслился как то же самое, но на самом деле был лишь бледной копией британской системы; можно сказать, что если Великобритания находилась в состоянии тотальной войны, то наша война в буше в сравнении в ней выглядела какой-то «блевотиной» на краю географии.
Самой большой проблемой было то, что наши политики вмешивались непосредственно в ход боевых действий. Они должны были сконцентрироваться на политической стратегии и отдать генералам военную стратегию и тактику. Политические решения — прерогатива политиков, в то время как военная стратегия и тактика являются инструментами, с которыми военные лидеры реализуют политические цели.
От 32-го батальона ожидали проведения военных кампаний специфических видов: так называемых «внешних операций», которые включали в себя уничтожение опорных пунктов и учебных лагерей СВАПО и разгром районов концентрации войск ФАПЛА и кубинцев. Это лишало СВАПО оперативного простора и безопасных тылов в Анголе. Эта задача была повторена несколько раз в крупных операциях, с надеждой на то, чтобы в конце концов захватить контроль над провинцией Кунене и уничтожить ФАПЛА-кубинский щит, за которым могли прятаться СВАПО.
ОМЦ:Однако, вроде бы это получалось. В чем была проблема?
Брейтенбах:Наш министр иностранных дел, Пик Бота, [Pik– «пингвин» (африкаанс), прозвище Рулофа Фредерика Боты – прим. перев.] имел привычку после каждой победы топать в заирскую Лусаку и возвращать наши приобретения врагу, выводя нашу армию из Анголы и из только что занятых областей. Так что нам приходилось повторять операции несколько раз, когда проникновение СВАПО в Намибию снова усиливалось. К счастью, у нас были генералы, которые полагали краеугольным камнем своей военной стратегии наступление вглубь территории противника и не готовы были просто ждать, пока враг растворится среди населения Намибии.
Этот «цирк туда-сюда» берет свое начало с момента окончания «Саванны»; мы повторяли эту фигню в нескольких крупных операциях вплоть до 1988 года.
ОМЦ:Но даже на менее известных театрах военных действий случалось более решительное политическое вмешательство в войну, нет?
Брейтенбах:Ну да. Я, как и многие другие офицеры, понимал так, что целью было лишить СВАПО районов безопасного развертывания и отдыха, из которых они могли бы действовать. С этой целью я всегда применял свои роты в южной части провинции Кунене. Наше проникновение в район ограничивал дефицит подходящего транспорта, что заставляло нас преодолевать огромные дистанции пешком.
С учетом других наших обязательств, в провинции Квандо-Кубанго, и необходимости давать войскам отдых или проводить их обучение, я не мог отправлять в провинцию Кунене более шести пехотных взводов одновременно. Тем не менее, мы смогли оттеснить СВАПО из наиболее важных районов. При том, что мы не могли допустить дальнейшей эскалации, потому что имели слишком мало войск для того, чтобы обладать неограниченной инициативой. Так как в этой части Анголы мы находились в области племени кваньяма, я решил укрепить свои боевые силы за счет подготовки их воинов. У меня уже были в батальоне несколько кваньяма, и я специально обучил их методам партизанской войны в нашем сверхсекретном опорном пункте в западном Каприви. Я применял их как «псевдо-СВАПО» в двух важных ситуациях, во вражеской униформе, и они показали себя чрезвычайно эффективными. Также я думал запросить специальные силы отправить советников для тренировки отдельного батальона кваньяма, который должен был доминировать в провинции Кунене столько, сколько это было бы необходимо, противоборствовать СВАПО и предотвращать их поддержку со стороны ФАПЛА.
Многие кваньяма уже являлись бойцами УНИТА, так что эта организация была для нас главным источником новобранцев. Тогдашним командиром УНИТА, отвечавшим за эту провинцию, был доктор Вакула Кута Ка-Шака. Соответствующий военным руководителем УНИТА, генерал Шеваль, сам был кваньяма и уже предпринял несколько операций в провинции.
На этом этапе – усиление кваньяма инструкторами, оружием и боеприпасами – оба были очень рады. Я и сегодня убежден, что наши генералы имели намерение таким способом держать СВАПО подальше от провинции Кунене, в соответствии с этим планом.
Однако главарь УНИТА Савимби, из племени овимбунду, смотрел на гораздо более агрессивных кваньяма внутри своей организации с определенной антипатией, и боялся укрепления власти Ка-Шаки и Шеваля. Тогда он встретился с южноафриканским министром обороны и убедительно выступил за усиление военной поддержки провинции Квандо-Кубанго за счет Кунене, стратегически более важной.
Вскоре после этого Ка-Шака таинственным образом исчез, судьба неизвестна. Шеваль был отстранен от командования при сомнительных обстоятельствах, заточен в Жамбе (штаб-квартира УНИТА), и впоследствии убит Савимби. Дружественная ЮАР южная Ангола, которая могла бы надежно предотвратить или сдержать натиск СВАПО и ФАПЛА с кубинцами, так и не была реализована.
ОМЦ:То есть, явный провал политиков, как во Вьетнами или Ираке?
Брейтенбах:Кроме того, здесь была пассивность со стороны специальных сил, которые на тот момент находились под командованием пришедшего где-то год назад бывшего начальника военной разведки и применяли свои ресурсы исключительно для поставок вооружения УНИТА. Это была не столько помощь сколько проблема, поскольку задача поставок передавалась военной разведке, в недавно созданную Special Tasks Sektion. Здесь использовались специальные силы, которыми командовали хладнокровные офицеры, которые тем не менее не имели профессионального подхода к партизанской войне. Когда я за несколько лет до того основал специальные силы, я проводил обучение дружественных партизанских формирований, в стиле «зеленых беретов» или САС, как крайне важное для южноафриканских спецопераций за рубежом. Но у генерала, командовавшего специальными силами теперь, были на этот счет другие взгляды. К тому же так вышло, что я уже давно был отправлен, вместе с «грязной дюжиной», тренировать людей Чипенды.
Поэтому обучение и применение партизанских групп в количестве, достаточном для контроля провинции Кунене (кваньяма или нет) никогда, к сожалению, не принималось во внимание ни членами ССК ни военной разведкой. Очевидно, отсутствовало заслуживающее доверия мнение военных, которое сделало бы ясным для кучи гражданских из ССК, что контроль над областью со стороны вдохновленных нами партизан был бы предпосылкой к тому, чтобы после вывода южноафриканских войск СВАПО и ФАПЛА было бы не так просто занять освободившееся место. Мы могли создать большое мерзкое болото, через которое бойцам СВАПО и войскам ФАПЛА было бы гораздо тяжелее пробиваться к границе с Намибией.
Вместо этого в провинции Квандо-Кубанго, по настоянию Жонаша Савимби, который пользовался значительным политическим влиянием в службе военной разведки и Совете безопасности, была создана за кучу денег регулярная армия УНИТА. Которая неоднократно показала, что не может зачистить даже мусорную корзину, не говоря уж о том, чтобы победить в боях малого масштаба.
Так пришли к тому, что 32-й батальон получил повторное задание – чтобы спасти УНИТА от тотального уничтожения. Так называемые партизаны УНИТА плесневели на своих небольших базах, в равной мере игнорируемые Савимби и ФАПЛА, потому что они просто не имели значения. Единственно из-за чего Савимби выглядел хозяином значительной части Анголы – ФАПЛА эта территория была неинтересна, за исключением нескольких алмазных рудников.
Однако его провинция весьма эффективно использовалась его врагами для других целей. При их появлении Южная Африка должна была снова и снова посылать регулярные войска, чтобы спасать шкуру Савимби, со всеми связанными с этим политическими последствиями. В большинстве случаев им не стоило беспокоиться даже о своих линиях снабжения в провинции Кунене, потому что мы торчали здесь, чтобы уделять провинции должное внимание.
Однако, иногда нам удавалось обмануть политиков. В 1983 году была начата операция «Аскари», чтобы в очередной раз вытеснить ФАПЛА из провинции Кунене и уничтожить находящиеся там базы СВАПО. Без оповещения политиков, одновременно была проведена операция «Форте», во время которой полностью весь 32-й батальон был применен «в духе чиндитов», как партизанское соединение. [Чиндиты – специальные силы Британской Индии, действовавшие в 1943 – 1944 гг. в Бирме методами глубинной разведки и партизанской войны – прим. перев.]
Хотя эти операции были скорее дополнением к конвенционным действиям механизированных боевых групп, наступавших, в рамках большой операции «Аскари», вглубь провинции Кунене, захватывающих там опорные пункты и разрушающих их, от Онгивы на юге через Эвале и Мпупу до северного Кувелеи. 32-й батальон инфильтрировался по тропам в буше – частью на транспорте частью пешком, глубоко в густые леса восточного Кунене, далеко за линию обороны ФАПЛА. Мы локализовали базы СВАПО, которые считали себя защищенными, и напали на них.
Тем временем южноафриканская механизированная бригада наступала на север, чтобы ударить по бригаде ФАПЛА в большом и решительном сражении возле Кувелеи. Когда потерпевшая поражение бригада ФАПЛА отходила, эти измотанные войска получили сюрприз в виде действовавшего глубоко в тылу 32-го батальона. Бригада была уничтожена, также как и еще одна, которая предприняла попытку ударить с севера, чтобы спасти первую. Обе бригады потеряли все свои танки и почти все БМП. ФАПЛА были разбиты и изгнаны из всей провинции Кунене.
32-й батальон при этом получил удобный случай вооружить плохо снаряженных кваньяма из войск УНИТА, чтобы создать свободную зону без ведома Савимби, службы военной разведки и южноафриканского правительства. Но эта тайна долго не продержалась, и вскоре наш министр иностранных дел снова был в дороге, чтобы подарить все завоеванное. Это снова означало вывод войск, в том числе 32-го батальона.
Мы все же имели намерение остаться, чтобы сделать из кваньяма партизанскую армию, а провинции Кунене — как минимум безопасный район для партизанских баз УНИТА. Но министр иностранных дел приехал из Лусаки с радостной вестью, что все проблемы разрешены дипломатическим путем и вышеупомянутый вывод войск должен состояться. Таким вот образом была закончена очень многообещающая операция, потому что министр иностранных дел не понимал стратегических возможностей партизанской войны. Это доказывает, как мало политики знают о военном деле.
Мы были вынуждены иметь дело с политиками, которые думали, что они понимают в войне больше, чем профессиональные солдаты. Из тех, что говорят, что война слишком серьезное дело, чтобы поручать его генералам. Это надменное отношение достигло пика презрения во время боев 1987 — 88 гг. на Ломбе. Эта река была местом, на котором произошли решающие бои, приведшие к поражению четырех крупнейших ФАПЛА-кубинских соединений, которые были разбиты легкой южноафриканской механизированной бригадой.
Перед этим пять механизированных бригад ФАПЛА пересекли Квито, к востоку от Квито Кваневале, по единственному доступному мосту, чтобы атаковать Мавингу и захватить аэродром, с которого Савимби должны были нанести смертельный удар. Он скрывался в отдаленной Жамбе. Савимби, как обычно, заорал: «Убивают! Убивают!» — и южноафриканская армия в очередной раз была направлена ССК на его спасение. 32-й батальон — а кто больше? — укрепился на Ломбе, чтобы остановить продвижение противника. Остальные части были отведены, чтобы вместе образовать легкую бригаду. Но было ли это правильным?
Южноафриканцы снова были должны оттеснять противника. При этом нужно было нанести ему максимальные потери, однако нигде местность не предоставляла возможности создать для вражеских бригад затруднения и окончательно их уничтожить. Успешно завести противника в ситуацию, где он будет успешно уничтожен, при минимальных собственных потерях — главное качество способного командира.
А если командиру навязывать философию, которую называют «ситуация win-win», где ни одна из сторон не выигрывает и не проигрывает, то эта новация – настоящее «кощунство» с точки зрения «благородного» искусства ведения войны. Именно это ССК проделывал с нами, хотя это может быть исключительно порождением мозга карьерного политика, взрастившего в себе навыки международного дипломата. Министр иностранных дел Пик Бота под это описание подходит. Но война это не вид спорта, в котором обе стороны могут при случае договориться на ничью. Это дело жизни и смерти, характеризующееся агрессивной волей и сильной, иногда отчаянной решимостью победить врага. Одна сторона покидает поле боя как победитель, тогда как другая всегда терпит сильный ущерб или же полностью побеждена. Иногда обе противоборствующие армии оказываются в патовой ситуации, тогда они отходят чтобы перегруппироваться, восполнить потери или доукомплектоваться, только за тем чтобы потом снова продолжить борьбу.
В любом случае, среди нас, полковников, были такие, кто настаивал на том, что нужно просто продолжать наступление на западный берег Квито, чтобы захватить Квито Кваневале с запада, что означало бы выход в тыл врага. Таким образом перекрывался логистический центр противника и, что возможно еще важнее, занимался единственный мост. Южноафриканская бригада разместилась бы точно на пути снабжения и отступления противника, и он был бы отрезан от своих поставок.
Продвижение бригад было замедлено уже в виду того, что 32-й батальон остался на Ломбе. Но они могли там оставаться долгое время, пока текли поставки, или они могли отступить назад на Квито Кваневале. А если бы мы взяли Квито Кваневале, они оказались бы на чужом берегу без снабжения, машины скоро не смогли бы ездить, и войска сдались бы без единого нашего выстрела. Зачем нужен танк без топлива? Он превращается в обычный железный ящик, экипаж которого по выходе наружу оказывается среди многочисленных бойцов УНИТА, которые с энтузиазмом перережут им горло, особенно кубинцам. Так что пять бригад были бы уничтожены без остатка.
***