X. Да. Или вроде того... Те, кто прибыл в первой партии, за несколько месяцев до нас, называли себя офицерами, даже если в действительности имели тот же чин, что и я. Таким образом, за офицеров у нас были парни, которые иногда не умели даже читать карту, а настоящие офицеры и унтер-офицеры служили рядовыми солдатами. Наше подразделение состояло из наемников-ветеранов. Большая часть наших командиров, по крайней мере человек двенадцать, воевали в Анголе; другие участвовали в провалившемся вторжении в Бенин вместе с Бобом Денаром. В Родезии служили многие из тех, кто был в Бенине.
Заправляли делами в подразделении майор Лавиола и майор Лассомсьон. Лавиола — бывший унтер-офицер из 2-го парашютного полка Иностранного легиона. У него куча друзей в Национальном фронте (крайне правая партия во Франции). Когда он приезжает в Париж, то часто останавливается у писателя, который иногда пишет для «Минют» (французское крайне правое издание), а живет неподалеку от площади Этуаль. Майор Лассомсьон — бывший унтер-офицер 11-й «ударной» (части, выполняющей грязную работу по заданиям СДЕСЕ). Он был наемником в нескольких африканских странах. До приезда в Родезию служил в охране президента Габона Бонго.
Были еще майор Бесси, также воевавший в Анголе (теоретически он отвечал за организацию офицерской школы), лейтенант Боннерик, ответственный за административные вопросы, капитан Туми, выходец из Вест-Индии и старый друг Денара, воевавший в Конго и участвовавший в первом перевороте на Коморских островах. Он был заместителем командира французского подразделения и первым чернокожим офицером в родезийской армии. Кроме того, были лейтенант Фурнье и сержант Линар.
Б. А рядовые?
X. Всяких было понемногу. Некоторые оказались там потому, что во Франции их искали за грабежи. Другие, вроде меня, попали туда просто потому, что не умели ничего, кроме как прыгать с парашютом и выполнять приказы, и им это нравилось. Были, наконец, и такие, кто будто совершал «крестовый» поход. Там было много активистов Национального фронта; некоторые из них побывали до этого в Ливане, где сражались бок о бок с фалангистами. Все они рвались в Родезию убивать коммунистов и чернокожих.
Средний возраст сравнительно молодой, около 25 лет. Некоторые прежде были парашютистами или членами Иностранного легиона. Большая же часть подразделения состояла из парней, не имевших никакого военного опыта. Кое-кто работал до этого в лионском агентстве безопасности. Они носили майки с эмблемой этого агентства, где помощником директора был отставной комиссар полиции Жавийи.
Вообще на этой базе по крайней мере 60 процентов солдат были иностранцами. Португальцы из Анголы и Мозамбика, новозеландцы, австралийцы, англичане, а также американцы, воевавшие во Вьетнаме. Американцы были не особенно довольны. Они привыкли воевать в лучших условиях, с постоянным прикрытием с воздуха и с гораздо лучшим материально-техническим обеспечением, чем в родезийской армии. Много было южноафриканцев. Я узнал, что южноафриканцы могли отбыть срок военной службы, сражаясь в Родезии. Но их ае свели в одно подразделение, а разбросали по разным. Только французы были объединены в отдельное формирование с собственным командованием.
Мы пробыли на базе в Крэмборне пару дней, когда в лагерь с передовой базы возвратилась большая группа французских солдат. Они пришли в лагерь в основном для того, чтобы разобраться с выплатой денег. А позже мы выехали из лагеря вместе с ними.
Перед отъездом нас выстроили в колонну по четыре, и мы выслушали краткую речь майора Лавиолы: «Хотя сейчас вы служите в родезийской армии, вы французы и в боях, ведущихся здесь против международного коммунизма, представляете Францию. Вы здесь не из-за денег...» Итак далее в том же духе. В конце речи он сказал: «Сейчас мы выезжаем. Будет нелегко, сами увидите. Придется стиснуть зубы и держаться. А теперь — по машинам!»
Для нас были поданы грузовики «мерседес» родезийской армии. Эти грузовики показались оскорблением для наемников с опытом, потому что только наше подразделение не имело «крокодилов».
Б. Крокодилов?
X. «Крокодил» — это противоминная машина, изобретенная родезийцами. Угроза подорваться на минах преследовала нас постоянно. Очень много машин действительно подрывалось. Мы без конца слышали разговоры об этом. Поэтому родезийцы изобрели и начали выпускать специальную машину. У нее приподнятая рама грузовика «мерседес», защищенная снизу двумя бронеплитами, расположенными в виде буквы V. Это снижает эффект взрыва и направляет осколки в сторону от грузовика. Борта прикрыты бронеплитами, не пробиваемыми автоматными пулями. Хотя и несовершенная, но достаточно надежная машина.
У французов были только обычные грузовики «мерседес». На полу кузова в них укладывали двумя рядами мешки с песком. Чтобы нас не выбросило из машины при взрыве, мы привязывались ремнями к расположенной посередине скамье, на которой и сидели, спина к спине, человек по пятнадцать в машине.
Мы ехали часа четыре или, может быть, пять в северо-восточном направлении. Мы рассматривали окрестности и фотографировали все, что привлекало внимание, — почти как туристы. В Мтоко, где находилась наша оперативная база, нас разместили в еще худших казармах, чем в Крэмборне,— это были бараки из листового железа. Кроме нас там дислоцировались родезийские резервные подразделения, которые постоянно прибывали и убывали.
Смена подразделений в этом секторе происходила очень быстро. Кормили нас очень плохо. В Крэмборне почти все повара были португальцы, и готовили они неважно, но в Мтоко... Там поваром числился французский унтер-офицер, ни на что не способный. Говорят, сейчас он на острове Реюньон, открыл закусочную...
Два или три дня мы занимались боевой подготовкой — стреляли из автоматов FAL и пулеметов MAG. Затем отправились на задание. Нас разбили на отделения, каждому отделению выделили сектор. Это происходило в непосредственной близости от границы с Мозамбиком. Местность была очень гористая. Нами командовал капрал. Мы двигались без какой-либо определенной цели, просто выполняя приказы командира. Но инструкции перед выходом на задание давались очень четкие: всегда держи автомат наготове, бери с собой столько патронов, сколько можешь нести, имей при себе гранаты без всяких маркировок, но с наружной насечкой — такой, которая запрещена Женевской конвенцией. Ну, и мины «клеймор».
Б. Что это за мины?
X. Это противопехотные осколочные мины. Каждая содержит семьсот крохотных стальных шариков, разлетающихся в секторе шириной в 60 градусов, когда она взрывается. Они обычно убивают на расстоянии до 25 ярдов, а ранить могут на расстоянии до 75 ярдов. Эти мины весят немного, их легко транспортировать, они очень удобны в обращении, и, кроме того, их можно соединять между собой. Мы устанавливали их практически всюду, а брать могли столько, сколько хотели.
Во время первой вылазки мы оставались в буше четыре дня. Нам повезло, потому что мы имели с собой продовольствия как раз на четыре дня. Я говорю, что нам повезло, потому что очень часто подразделения, выходившие на задание на четыре дня, оставались вне базы по шесть и более дней, так как родезийское командование не давало приказа на возвращение, а только оно обладало такими полномочиями. Мы обязаны были постоянно слушать сообщения по военной радиосети, чтобы знать, что происходит вокруг и как проходят другие операции в секторе. Большинство радистов в нашем подразделении были мавританцы, поэтому они говорили на двух языках — английском и французском.
Эти рутинные действия продолжались довольно долго: никаких настоящих засад, никаких перестрелок. Иногда мы выполняли полицейские функции. Получив информацию от специальной службы — армейской разведки, мы окружали какую-нибудь деревню. Затем сгоняли женщин и детей в одну сторону, мужчин — в другую. Потом начинали обыскивать все хижины. Часто находили листовки освободительных движений: на одной стороне текст был на английском, на другой — на языке шона или матабеле. Иногда даже попадались мелкие мозамбикские деньги. Тех, в чьих хижинах находили что-либо, рассматривали как потенциальных террористов или их сообщников и арестовывали. Мне не особенно нравились эти операции. Воевать — это одно дело, а избивать бедняг прикладами или силой разгонять их — совсем другое. Подозреваемых в терроризме передавали специальной службе, и там их заставляли говорить, используя все методы — пытки электричеством, поджаривание ног на огне и тому подобное. Вы можете это себе представить...
Б. Вы помните первую перестрелку, в которой участвовали?
X. Это было в конце нашего первого срока пребывания в буше. В принципе мы должны были проводить шесть недель в буше и две недели в Солсбери. Кажется, это произошло на пятой неделе. Мы выехали из Мтоко на грузовиках, как обычно, и направились к границе с Мозамбиком. В одном месте, в горах, над дорогой возвышается двадцатиметровая скала. Командир, стоя в грузовике, сказал нам: «Смотрите в оба! Если на нас нападут, то только здесь». Наши парни, смеясь, показывали друг другу на скалы. Первая пулеметная очередь прошила грудь водителю. Он умер мгновенно. В командира не попали чудом. Грузовик остановился как раз посреди дороги. Были ранены восемь человек, сидевшие за спиной водителя, вдоль линии огня. Истекая кровью, они вопили и стонали. Началась паника. Каждый думал, где бы укрыться, а не о том, чтобы открыть ответный огонь. Второй грузовик, следовавший за нами метрах в ста, по приказу лейтенанта Фурнье остановился. По правилам эти парни должны были немедленно выскочить из грузовика, броситься на скалу и попытаться вступить в бой с террористами. Но они этого не сделали. Между тем террористы, укрывшиеся за скалой, продолжали обстреливать нас. К счастью, они плохо устанавливали предохранительные кольца на минах, которыми засыпали нас. Потом мы подобрали четыре мины с предохранительными кольцами в положении «невзрыв». Если бы не это, я сейчас не разговаривал бы с вами.
Мы ждали приказов. Если бы у нас были опытные офицеры, то приказы звучали бы коротко и четко. Не думаю, что в этом случае наши парни прятались бы. Когда нападавшие расстреляли все патроны, они начали выходить из боя. Подбежали солдаты со второго грузовика и двинулись в направлении позиции противника. Они не стали преследовать нападавших, потому что боялись попасть во вторую засаду или наткнуться на мины, поставленные противником.
Мы обнаружили большое количество гильз калибра 7,62 мм и дисковые магазины на 150 патронов. На всех стояли китайские маркировки. Почти все трофейное оружие, захваченное на восточном фронте вдоль границы с Мозамбиком, было китайского происхождения.
Позже я узнал, что такой способ нападения был обычной тактикой партизан. Устраивают засаду, расстреливают имеющиеся патроны и исчезают. В случае, о котором я рассказал, нас было по пятнадцать на каждую машину, а их около двадцати, но они были хорошо вооружены и занимали выгодную позицию. Они могли бы перестрелять нас, как куропаток. Однако они к этому не стремились. Они вообще не старались получить немедленные результаты во что бы то ни стало. Они предпочитают вести беспокоящие действия, а затем исчезают. Вопреки тому, что нам говорили, я считаю их боевой потенциал очень высоким. Гораздо выше, чем нам пытались вдолбить в головы. И я уверен, что он повышается. Чего они особенно боятся, так это вертолетов.