Сомалийско-эфиопская война — один из множества вооруженных конфликтов по всему миру, в котором тайно, в чужой форме и без знаков различия, участвовали советские военные советники
Автор: Полковник Виктор Чугулев
Фото: архив aвтора
В один из последних дней октября 1977 года я обходил территорию своего мотострелкового полка, когда меня вызвал комдив. Я уже знал, что предстоит командировка в Эфиопию в числе первых военных советников И вот через несколько недель, обвешанные сумками, с большими чемоданами в руках, мы брели по бетонным плитам аэродрома к зданию аэропорта Аддис-Абеба.
Нас разместили в отеле «Хилтон» А на следующее утро привехти на виллу, где расположился непомерно раздутый аппарат главного военного советника генерал-лейтенанта Петро Чаплыгина.
После короткого отдыха главный советник ознакомил нас с обстановкой. Сомалийцы, пользуясь неразберихой в Эфиопии, решили захватить примыкавшую к Сомали провинцию Огаден с центром Харер. Коренные жители Огадена наполовину мусульмане, и большинство из них оказывало содействие сомалийцам.
До начала сомалийской агрессии и соответственно нашей помощи Эфиопии, с Сомали у нас были прекрасные отношения. Пятнадцать лет мы поставляли туда оружие, наши советники были в сомалийской армии, многие сомалийские офицеры окончили наши училища и академии, а поэтому воевали по нашим боевым уставам, нашим оружием и боеприпасами. А когда мы готовились в Москве к отправке в Аддис-Абебу, то встречались с советниками, за неделю до этого высланными из Сомали, от которых узнавали о сильных и слабых сторонах противника, о том, какие примерно части действуют на направлениях в провинции Огаден.
Война велась в основном вдоль дорог, за крупные и мелкие населенные пункты. На отдельных участках сомалийская армия прошла от 150 до 300 км и уже была близка к достижению своей цели. Бои велись в окрестностях города Дыре-Дауа, в нескольких десятках километров от Харера. Сомалийская группировка насчитывала 250 танков, сотни артиллерийских орудий, 12 механизированных бригад, около 30 современных боевых самолетов.
Наша основная задача состояла в том, чтобы научить военному делу командиров и бойцов эфиопской армии. Мне предстояло направиться советником начальника штаба 3-й пехотной дивизии на Восточный фронт.
На следующий день самолетом эфиопской авиакомпании отправили в Дыре-Дауа. При заходе на посадку увидели, как на холмах вокруг аэропорта взлетают фонтанчики пыли от разрывов снарядов. К счастью, на ВПП они не залетали. Посадка прошла без осложнения. Стекла в здании аэропорта все были выбиты осколками от снарядов и пуль. Рядом чернели воронки следы бомбежки.
На небольшом автобусе нас отвезли в Харер, где размешался штаб Восточного фронта, а во второй половине дня на вертолете перебросили в 3-ю пехотную дивизию. Дивизия сдерживала наступление сомалийских частей в 60 км от Харера. Положение было трудное. Все дороги перекрыты сомалийцами, дивизия снабжалась по воздуху. Артиллерийские обстрелы участков обороны были частыми.
В такой обстановке наша группа из пяти человек приступила к работе.
Диковинная война
Устроились мы только под вечер в скрытой щели, наспех перекрытой ящиками из-под реактивных снарядов, в которые насыпали землю. Командование дивизии встретило нас насторожено. Командир дивизии, полковник Ильма образованный культурный офицер, закончил военный колледж в США; семья жила в Аддис-Абебе, имел большую плантацию кофе. Это все, что нам удалось узнать о нам через переводчика курсанта третьего курса военного института иностранных языков Сергея Белоусова.
Ядро дивизии составляли кадровые бригады, но одна была милицейская. Отличие кадровых частей от милицейских везде было существенным. Кадровым солдатам платили ежемесячно по 90-100 быр, а солдаты милицейских подразделений не получали ничего, кроме бесплатного обмундирования и питания. А поэтому воевали они по-разному.
Не знаю, чему и как учили офицеров, сержантов и солдат до нашего прибытия, но было ясно: командиры искусством боя владеют плохо, личный состав в целом обучен слабо, силы и средства распылялись, инженерное оборудование позиций и районов обороны отсутствовало. В общем, воевали они странно, а потому несли огромные потери.
Пару дней я знакомился с работой штаба. Офицеры были настроены отступать. Впоследствии я понял, почему командиры предлагали отход: им не нравилось быть вдали от цивилизации. Командование дивизии стремилось как можно дольше задержаться в крупных населенных пунктах, где офицеры отдыхали и развлекались с местными красавицами. На передовую офицеры выезжали редко, в основном управляли с КП, за 2-3 км от переднего края. Боевого духа, желания активно воевать не чувствовалось. Дисциплина на позициях оставляла желать лучшего. Солдаты бродили, сидели кучками и ничего не делали. Приходилось лишь удивляться беспечности командного состава и его лености.
Но главным недостатком в штабе было незнание противника. Никто понятия не имел, сколько перед фронтом сомалийцев, какие подразделения, сколько артиллерии, где огневые позиции. Пришлось с советником начальника артиллерии Нодари Чадунели на второй же день выехать на передовую. К вечеру мы имели кое-какие данные. Их еще нужно было систематизировать, обрабатывать, сверять. Попросили у комдива, чтобы организовали «языка». Правда, мы особо на это не надеялись, но, к нашему удивлению, утром нас пригласили на допрос. Солдат из роты полиции по команде комдива привел обнаженного темнокожего солдата. Глядя на пленного, я вспомнил иллюстрации к «Робинзону Крузо»: вылитый Пятница.
Мы не понимали, что говорит пленный, и лишь потом офицер разведки пожалел нас. Оказывается, пленный почти ничего не знал, кроме своего подразделения, к тому же был совершенно безграмотен. Ночью мы слышали крики и стоны. Видимо, в роте полиции занялись этим пленным и повели допрос с пристрастием. Больше мы его не видели.
Начало
Как такового, инженерного оборудования позиций эфиопы не знали. Выли вырыты лишь отдельные ямки и ячейки - и то в них невозможно было укрыться. Пришлось немало потрудиться, чтобы доказать, что окопы и укрытия намного эффективнее, чем эти ячейки. Подготовили показной опорный пункт. Офицерам и солдатам понравилось. Правда, чтобы его оборудовать на жаре градусов в 50, пришлось потрудиться, но позже эфиопы были нам за это благодарны. Значительно уменьшились потери в подразделениях от огня артиллерии и минометов, стрелкового оружия. Солдаты перестали бояться на ночь оставаться на позициях.
В подразделениях было оружие всех мыслимых марок. Американские винтовки М-16 и пулеметы, советские автоматы, гранатометы, ручные пулеметы. Американские танки М-47, самоходные 155-мм гаубицы с ограниченным количеством боеприпасов и запчастей. Нужно было искать выход из положения. И на наших глазах вся эфиопская армия была перевооружена новейшими артиллерийскими системами, танками, БТР, машинами, авиацией нашего производства. Основная масса вооружения была поставлена на льготных условиях или безвозмездно.
«После отпуска наша группа вместе с 3-й пехотной дивизией была передислоцирована на север Эфиопии, в провинцию Эритрея...» 1979 год. В центре - В. Чугулев. 9 год. В центре - В. Чугулев
Мы работали очень активно, помогая эфиопской армии осваивать эту технику. Но были случаи, которые и нас не красили в глазах эфиопов. Через месяц после приезда убыл в госпиталь, а потом и совсем в Союз офицер оперативного отделения. Струсил: боялся артобстрелов, стрельбы по ночам. Да еще нам объявили, что сомалийцы охотятся за советниками. За голову советника были назначены две тысячи долларов сумма немалая. Это было объявлено по радио. Нас стали усиленно охранять: даже в туалет в темное время суток мы ходили под охраной одно-го-двух вооруженных солдат из роты полиции. А еще через два месяца таким же образом убыл из нашего коллектива советник командира дивизии. Помню, как он во время артналета сидел, закрыв голову подушкой. На крышу нашей землянки над своей койкой он попросил командира дивизии положить бронеплиту от подбитого танка.
Теперь исполнять обязанности советника командира дивизии было приказано мне.
Просчетов и ошибок было очень много. Так, командир дивизии собрал всю артиллерию (дивизион БМ-21 «Град», артдивизион 130-мм пушек, артдивизион 122-мм гаубиц) вокруг КП; машины с боеприпасами тоже стояли в одном километре от нас и даже ближе. Нам так и не удалось убедить его рассредоточить это подальше от КП, на направления ожидаемого наступления сомалийцев. Как результат — нас постоянно обстреливал противник. Часто артналеты имели успех. В декабре 1977 года к нам прилетал советник командующего Восточным фронтом, и сразу после его отъезда сомалийцы нанесли удар артиллерией как раз по машинам с боеприпасами. Творилось что-то ужасное: по воздуху носились ящики с реактивными снарядами, везде стоял грохот и вой. Целый час продолжался фейерверк, а через час-полтора нас проинформировали, что все боеприпасы уничтожены, кроме тех, что были при орудиях. А ведь это все было заготовлено для наступления и, конечно, стоило огромных денег. Пришлось просить дополнительные поставки.
Один раз приезжали представители «десятки» из Москвы. Как специально было тихо. Посмотрели на нашу жизнь и улетели. Один выразил такое мнение, что у нас как на даче под Москвой, только жарковато.
Итак, мы жили в основном под землей. Наверху были только душ, палатка, которая служила нам столовой; там же в деревянных ящиках находились продукты питания и нехитрая кухонная утварь. Привезенные нами из Союза разные супы и каши в пакетах быстро кончились. Маленький рыбацкий примус, купленный мной в Москве, однажды от длительного горения при приготовлении пищи взорвался, начал бешено вращаться и носиться по КП дивизии. Мы с переводчиком преследовали его и пытались забросать песком, а выбежавшие из траншей эфиопские офицеры с улыбкой смотрели на нас и наши мучения. Видимо, они сравнивали нас с американскими офицерами, которые у них были советниками почти 17 лет.
Теперь пищу приходилось готовить на костре. Через несколько месяцев, видя наши мучения, комдив выделил одного солдата в помощь. Он помогал нам разводить костер, добывать дрова. Здесь дрова проблема номер один. Их нигде нет. Нужно ходить и собирать мелкие щепки вдоль русла реки. А так как мы были не одни, то и щепок найти было трудно.
Однажды мы забыли, что находимся не в турпоходе, а на фронте на передовой. Ранним утром, часов в 5 или 6, разводили костер. Дрова никак не разгорались, и кто-то предложил полить их соляркой. Сбегали к машине, слили полведра и зажгли костер. Черный дым взвился вверх. Это засекли артнаблюдатели сомалийцев. Минут через 10-12 на нас обрушился огонь артиллерии. К счастью, все обошлось благополучно: все успели вовремя убежать в укрытие.
Жили голодно. Эфиопы тоже голодали. Солдаты бродили по зарослям пересохших речек и стреляли из винтовок диких голубей, потом жарили их на кострах. Во время такой охоты на голубей был случайно убит йеменский мальчишка-артиллерист из дивизиона 122-мм гаубиц. Йеменцы возмутились, прислали целую делегацию к комдиву. Тот приказал «охотника» расстрелять. На следующее утро, накинув ему на голову мешок с прорезанными отверстиями для глаз, взвод полиции приказ привел в исполнение.
Участились случаи членовредительства, недовольства, и все это сказывалось на отношениях солдат с офицерами. Солдаты полагали, что во всем виноваты старые кадровые офицеры. Приходилось применять самые суровые меры для поддержания дисциплины.
Новый год. Наступление
Новый 1978 год встретили в той же, перекрытой ящиками с песком, землянке. Командующий Восточным фронтом полковник Мулату вертолетом прислал нам два ящика пива, дюжину бутылок шотландского виски и русской водки. Пригласили командование дивизии, йеменских офицеров-артиллеристов, там же в землянке накрыли по русскому обычаю стол и отметили Новый год. Елкой служила ветка низкорослого дерева, а освещением - фонарь «летучая мышь».
Год начался под грохот орудий. В конце января наступление сомалийцев было окончательно остановлено. В этом была немалая заслуга механизированных кубинских батальонов. Все было готово к наступлению. Самолеты все чаще наносили бомбо-штурмовые удары по противнику. К сожалению, знала о наших планах и противная сторона.
Осведомленность сомалийцев о всех наших планах поражала нас. План разрабатывался в присутствии лишь нескольких офицеров. Но стоило только подготовить и представить план в штаб фронта полковнику Мулату, как через несколько дней сомалийцы шевелились, принимая меры.
Наконец, в один из февральских дней ранним утром дивизия перешла в наступление. Как полагается перед наступлением, провели 20-минутную артподготовку. За два часа до ее начала на КП прибыл генерал армии Петров со своей группой из Харера. Я встретил его на дороге и сопровождал на КП дивизии, который находился прямо на переднем крае. Сомалийцы сразу же начали артобстрел. Слава богу, что мы заранее ночью «катерпиллером» сделали укрытия.
Части дивизии продвигались почти без сопротивления: противник организованно отходил по всему фронту. Радости эфиопских офицеров и солдат не было предела: после многомесячного отступления они, наконец, поверили в свои силы, свои возможности. За неделю мы продвинулись на десятки километров, и угроза взятия Харера была снята.
В первых же боях сомалийцы потеряли почти всю авиацию, поэтому их самолеты почти нам не досаждали, зато эфиопские проявляли активность: МИГ-21 и Ф-5 постоянно наносили бомбовые удары по противнику.
Наступление успешно продолжалось. Я и переводчик Сергей пешком продвигались с 92-й бригадой милиции. Это была самая ненадежная бригада: днем наступает, а вечером убежит на исходные позиции - так боялась сомалийцев. Вот почему мне пришлось быть там, чтобы командир бригады не подвел всю дивизию. В артдивизионе бригады артиллеристы были из Йемена. Все щупленькие. маленькие. А чтобы развести станины при переводе пушки в боевое положение, к ним на помощь давали целое отделение эфиопов.
Уже через месяц мы были в сорока километрах от сомалийской границы и разместились в небольшом, по нашим понятиям, городишке Дагахабуре. Последовал приказ дальше не двигаться, выставить впереди заставы для прикрытия границы.
Стояла невыносимая жара. Лица обгорели до язв и начали покрывать темными пятнами. И все это обволакивалось толстым слоем пыли, как цементом. Воды не хватало даже для питья. Участились случаи желудочно-кишечных заболеваний. Спасибо эфиопам - снабжали нас американскими таблетками-ампулами.
Забытые
К сожалению, казалось, что о нашей группе вспоминали только тогда, когда создавалась трудная обстановка на фронте. Тогда шли нарекания, что мы ничего не делаем, а начальник, прилетевший из штаба фронта, много работает. Однако никакой заботы о себе мы не ощущали, и если бы не порядочность эфиопов, их доброжелательность к нам, не знаю, что бы мы тогда делали. Доходило до того, что неделями у нас не было продуктов, а первые три месяца мы вообще не мылись. В то же время аппарат советника командующего фронтом создал себе все условия, многие там изнывали от безделья.
Деньги получали все одинаковые: и те, кто был в окопах, и те, кто был от них за 300 и более километров, и те, кто находился в столице, а на фронте появлялись изредка. Несколько раз вертолетом нас вывозили по два-три человека в штаб фронта, где в течение двух-трех дней приводили себя в порядок. С завистью смотрели мы, как живут советники и специалисты здесь, в Харере, как они бесплатно питаются: их обслуживали официанты-эфиопы в столовой бывшего военного колледжа. Причем группа во время приема пищи делилась на две части: чины повыше во главе с советником командующего фронтом полковником Пидько принимали пищу отдельно за перегородкой, которую им соорудили эфиопы, а остальные в общем зале за длинным столом, что нами воспринималось отрицательно. Американцы те принимали пишу все вместе, как нам позже рассказывали эфиопские офицеры.
«На горной площадке приземлился вертолет - за ранеными. К нему рванулись солдаты. С автоматом туда побежал и наш советник начальника политотдела дивизии...»
В нескольких километрах от нашего штаба занимал оборону кубинский мотопехотный батальон на БМП-1. Кубинцы воевали хорошо, но активности проявляли мало. Любили угощать нас черепашьим супом. Во всей округе расстреляли из автоматов всех черепах. Расположение кубинцев можно было узнать по зловонию, которое исходило от вываривания черепах из панциря.
Через месяц нам сообщили, что Указом Президиума Верховного Совета СССР нас наградили орденами «Красной Звезды». А еще через несколько месяцев, во время отпуска, нам их в десятом управлении Генштаба вручили. Наш переводчик Сережа Белоусов был награжден медалью «За боевые заслуги», а переводчик главного военного советника орденом «Красной Звезды».
На север
После отпуска наша группа вместе с 3-й пехотной дивизией была передислоцирована на север Эфиопии, в провинцию Эритрея, где бушевала гражданская война. Прифронтовыми стали единственный в Эфиопии порт на Красном море Массауса и столица провинции город Асмара. Кубинцы от участия в этой войне отказались; их мотопехотные батальоны встали гарнизонами на востоке, недалеко от столицы, с тем, чтобы поддержать правительство, если будет предпринята попытка переворота. В тех краях это дело обычное. А нас, как всегда, толкали во все дырки затычкой.
Выполняя приказ руководства страны, дивизия вошла в состав Северного фронта, и уже в июне 1978 года двумя пехотными бригадами мы с ходу форсировали р. Сети на границе с провинцией Эритрея и, не встречая серьезного сопротивления, заняли господствующие высоты.
Вскоре был взят Тессеней - один из крупнейших городов провинции. Город был пуст: все население покинуло его. Лишь через неделю отдельные, самые бедные жители вернулись. Началось марадерство - солдаты грабили богатые дома, магазины, тащили все, что не было вывезено и спрятано. Пришлось принимать чрезвычайные меры, вплоть до расстрела. Все дома и магазины были опечатаны, на дверях вывешены приказы командира дивизии о запрещении вскрытия, наказании виновных. Это подействовало - грабежи прекратились.
На исходе были материальные средства дивизии: кончались боеприпасы, чувствовалась нехватка продовольствия, ГСМ; дороги с тыла были почти непроходимы и пополнять запасы было практически негде. В населенных пунктах тоже ничего не было, да и сами они были пустынны большинство населения попряталось или ушло в соседний Судан.
В ловушке
Не сумев удержать важные города, партизаны отходили в труднодоступные горные районы на северо-востоке Эритреи. Дороги, как правило, оказывались заминированными. На обезвреживание мин приходилось брать не только саперов, но и подготовленные в инженерном отношении пехотные подразделения.
Почти месяц понадобился, чтобы пополнить материальные средства дивизии. Боеприпасы, продовольствие, топливо в бочках все это перебрасывалось по воздуху советской военно-транспортной авиацией. Не проходило и 30 минут, чтобы на полевом аэродроме не приземлялись АН-12: одни взлетали, другие шли на посадку. Не обошлось и здесь без жертв. Самолеты за несколько десятков километров от аэродрома на малой высоте уже заходили на посадку. Не знаю, как инструктировали наших пилотов в Аддис-Абебе по поводу этих полетов над партизанским краем. По-видимому, их не предупредили, что их могут обстрелять сепаратистами и что аэродром в двух километрах от границы с Суданом. Вот пренебрежение всем этим и привело к печальным последствиям: АН-12 был сбит переносной зенитной ракетой. Я, командир дивизии и переводчик в это время были недалеко от полосы. Раздался грохот, рев моторов и взрыв. На наших глазах самолет, горяший, еще дотянул до посадочной полосы и развалился на высоте метров 50 на несколько частей. Весь экипаж погиб, погиб и переводчик курсант военного института иностранных языков: он вез почту своим товарищам из столицы.
Полеты были прекращены. Через два дня прилетела комиссия и сделала заключение, что самолет был сбит ракетой. Доставка грузов по воздуху возобновилась, но теперь самолеты, сделав несколько кругов над аэродромом, резко шли на снижение, лишая сепаратистов возможности обстреливать самолет на подходе к аэродрому.
Не все шло у нас гладко. В один прекрасный день разведка прозевала засаду сепаратистов. Части дивизии как раз втянулись в небольшую долину, где справа и слева возвышались горы высотой до 2000-2500 метров. Видимо, разведчики поленились идти по горам и доложили, что путь свободен, никого нет. Сепаратисты открыли внезапный огонь по долине. Били из минометов, крупнокалиберных пулеметов, из стрелкового оружия. Началась паника. В зоне обстрела оказался и наш КП. У нас была жесткая инструкция: в крайне тяжелых ситуациях радиостанцию взорвать. Для этого в ней заранее была уложена взрывчатка, и машина подготовлена к взрыву. После короткого совещания приняли решение взорвать. Отдал распоряжение и побежал к комдиву. Совместно решили развернуть всю артиллерию, в том числе и боевые машины «Град», в сторону противника и бить прямой наводкой. К счастью, распоряжение было выполнено очень быстро. Паника прекратилась, штаб начал приходить в себя и соображать, что еще предпринять. Под прикрытием огня артиллерии кое-как удалось направить несколько оставшихся батальонов вперед, в горы. Где бегом, где ползком подразделениям удалось выкурить противника. Он отошел, нанеся большой урон частям дивизии.
«Наша основная задача состояла в том, чтобы научить военному делу командиров и бойцов эфиопской армии...» Крайний справа - В. Чугулев
На горной площадке приземлился вертолет - за ранеными. К нему рванулись солдаты. С автоматом туда побежал и наш советник начальника политотдела дивизии. Фамилию его я забыл, он был у нас всего два месяца и всем запомнился тем, что очень много ел и не спал ночами: сидел с автоматом в руках. Все подумали, что он побежал навести порядок и загрузить раненых. Вертолет уже был забит до отказа; летчик, видя такое дело, начал подниматься. И тут наш политработник успел добежать, схватился за поручни и завис в воздухе. Так он и начал подниматься вместе с вертолетом, пока солдаты не втащили его в салон и не закрыли дверцу. И улетел он в Асмару, оттуда перебрался в столицу, а там его, видимо, отправили в Союз.
Нерадостные успехи
В начале декабря в результате тяжелых боев был взят Керен, но успехи нас не радовали. Это была наша первая и серьезная неудача. Мы поняли, что в горах воевать очень трудно; трудно еще и потому, что против нас воюет в основном местное население эритрейцы, знающие местность и условия, к тому же хорошо подготовленные в учебных центрах в Судане.
Отходя в горы, противник заходил к нам в тыл, перерезая дороги. А если учесть, что из Керена в Асмару одна единственная дорога, и та идет вдоль русла пересохшей реки, то это было опасно. Дивизия оказалась на отдельном направлении и как бы отрезанной от соседей. Сообщение с фронтом было только по радио и вертолетом. Был тяжело ранен при облете дивизии на вертолете советник командующего Северным фронтом: через месяц он умер в госпитале Асмары. Дивизия тоже несла большие потери: за полтора месяца было убито более 800 человек. Если учесть, что пополнения в частях не происходило, то бригады за период боевых действий в Эритрее потеряли более трети личного состава.
В такой обстановке было принято решение приостановить наступление и перейти к обороне. Встала задача каким образом пополнить запасы? Аэродромов нет, дорога блокирована сепаратистами. Мы сделали попытку снарядить колонну машин с усиленным охранением впереди и с тыла. Отправили пробную колонну. Через неделю колонна, хотя и с потерями, вернулась с припасами. С этого дня дивизия так и снабжалась всем необходимым. Иногда теряли по 10-15 машин, но это был единственный выход из положения. Если бы этого не сделали, то большая часть милицейских подразделений перешла бы на сторону сепаратистов из-за голода и отсутствия боеприпасов.
В последующее время части дивизии продвинулись вперед всего на несколько десятков километров и были совсем остановлены. Все дороги были заминированы сепаратистами. Пришлось впереди колонны пускать танки с минными тралами и пеших саперов со щупами. Скорость продвижения была маленькая, но это был единственный выход из трудного положения.
В конце января 1979 года, тепло попрощавшись с товарищами, прибывшими нам на замену, наша группа вертолетом убыла сначала в Асмару, а затем транспортным самолетом АН-12 в Аддис-Абебу. Провожать нас на вертолетную площадку, оборудованную в русле пересохшей реки, пришли сотни человек. Это были люди, с которыми мы вместе прошли огонь сомалийско-эфиопского конфликта и трудные дороги Эритреи.